«Я мог сказать: поцелуйте меня в… ». Главный скандал Игр-80 в Москве

Фото: Агентство ТАСС

На Играх-1980 Владислав Козакевич попал на обложки зарубежных газет. И вовсе не потому, что выиграл олимпийское золото и переписал мировой рекорд с шестом (5,78). Польский прыгун, которого отчаянно освистывали в «Лужниках», после победной попытки показал неприличный жест зрителям — по локоть, или полруки. В Польше этот жест теперь так и называется — «жест Козакевича».

Спустя 35 лет мы нашли пана Владислава в Ганновере, где он живет с семьей, преподает в гимназии и вовсе не жалеет о своем московском поступке.

— Я вот уже 15 лет работаю учителем физкультуры в гимназии Ганновера. Мне нравится. Не нужно проверять домашние задания, мой предмет ценится. В Германии учителям платят хорошие деньги — €3500 за 24 часа в неделю. Я зарабатываю как польский министр. Серьезно: в Польше небольшие гонорары. Там бы я и моя семья не чувствовали себя обеспеченными. А в Германии работа с детьми — престижная, высшей категории.

— Где вы так хорошо выучили русский язык?

— Я родился на территории современной Литвы — в Шальчининкае. Этот город до 1939-го принадлежал Польше. Когда мне было три года, родители вернулись на родину. В школе я учил русский. Не скажу, что говорю хорошо, но все понимаю и немного складываю слова в предложения.

Бойкот, обман и красная икра

1980 год. Москва. Олимпиада была омрачена бойкотом США и других западных стран, которые выступали против ввода советских войск в Афганистан. В разгар холодной войны пострадали спортсмены.

— В Древней Греции останавливались войны во время Игр. Сейчас, конечно, другое время, есть проблемы между странами. Но к Олимпиаде готовятся не политики, а спортсмены. Какое дело спортсмену до того, что США и Союз били друг друга по морде? Я готовился к тому, чтобы побороться за звание лучшего в мире.

Если политики хотят, то пусть выясняют отношения в другом месте. Никто же не запрещал в свое время рисовать Пикассо? Это абсурд.

— «Демонстрации, пустые полки в магазинах, очереди за продуктами». Так вы описываете олимпийскую Москву. 

— Олимпиада-80 была организована не только Советским Союзом, а всем коммунистическим блоком. Каждая из стран должна была что-то сделать. Польша помогала мебелью, продуктами. Мы не жаловались, выбора не было. ГДР тоже помогала, другие страны… А СССР говорил, что это он организует Олимпиаду.

На всех продуктах, которые продавали в Союзе, было написано… Сам видел, как женщина покупала сахар. Килограмм стоил, например, три рубля. И 50 копеек от этой суммы вроде как шли в Польшу. Только это неправда. Советские власти отбирали деньги у своих людей и говорили — мол, это помощь Польше. Чистая пропаганда. Нам тогда не надо было помогать. В Польше можно было купить почти все.

Мы жили лучше. У нас было больше свободы, мы могли выезжать за границу. Я, например, мог взять с собой жену на соревнования в США. Это была реклама для Польши. Приехал Козакевич и побил рекорды с шестом. Зрители могли узнать, что и в Польше есть что-то хорошее. Я тогда шутил, что поляки проигрывают в хоккее, потому что шайба летает под нами.

— В польских магазинах можно было купить красную икру?

— Да. С продуктами проблем не было. Сложнее было купить стиральную машину или ванну. Надо было на что-то менять. Если мне нужна была ванна, я шел к директору магазина, который говорил: поможешь со стиралкой, дам тебе ванну.

— А алкоголь? 

— Этого у нас всегда было много. Если что-то запрещают, то поляки сами начинают это делать. Мы всегда были таким народом, который не очень интересуют разные законы и правила.

Деревня, дискотека и охрана

Фото ТАСС

— «В Москве за нами смотрели как за преступниками, следили за каждым шагом». Еще одна ваша цитата.

— Ситуация такая: мы на Олимпиаде, мы актеры, главные лица. Живем в олимпийской деревне, которую надо охранять. Все помнят, что было на Играх в Мюнхене. Но она не должна быть закрыта. Может, слишком сильное выражение, но мы в Москве чувствовали себя, как звери в цирке. Как будто мы опасны для людей, как будто можем отгрызть кому-нибудь ухо.

За нами ходил человек в 20 метрах. Я ему говорил: «Если уж ходишь за мной, то носи хотя бы мою сумку. Будет польза». За нами следили, чтобы мы не сделали что-то в целях пропаганды.

Представьте, что такое жизнь в олимпийской деревне. Я был на Играх-76 в Монреале. Жизнь там кипела 24 часа в сутки. Захотел ночью поесть, выпить кофе — пожалуйста. Захотел встретиться в четыре утра на площади с другими спортсменами — пожалуйста. Можно было меняться футболками, сувенирами. Это нормальная жизнь в деревне.

В Москве же в 22 часа был отбой. Всех прогоняли до своих комнат. Дискотека до 22 часов. Когда я выиграл золото и вернулся в первом часу ночи в деревню, меня провожали до комнаты два солдата с ружьями. Ну что я мог сделать в этой олимпийской деревне? У меня медаль в кармане, хочется развлечений, а дискотека закрыта. Кто уходит с дискотеки в 22 часа по своей воле? Обычно уходят в четыре утра, это я понимаю. В деревне, если мы не хотели уходить, просто отключали электричество. Я жил в комнате А, и если хотел в комнату Б, мне говорили: «Нельзя, вы живете в комнате А». Нельзя зайти к коллеге. Я уж не говорю о девушках.

— Вы сказали, что почти ничего не видели в Москве. Неужели ни разу не выбрались в город?

— Мы были всего неделю. После соревнований улетели домой. Фотографировались на Красной площади, у мавзолея Ленина. Люди меня поздравляли — не только поляки, но и казахи, грузины; они были в национальной одежде. Для них я был олимпийским чемпионом. Я и сейчас так говорю, когда меня спрашивают, кто я — немец или поляк. Я Козакевич.

— Какой была тогда Москва — пустая или величественная?

— Нам сказали, что из Москвы выселили три миллиона человек. Некоторые улицы были целиком закрыты. Перегорожены барьерами. Я был удивлен, что Москва была такой пустой. Это как представить, что Париж опустел летом. Невозможно. Москва тоже мировая метрополия, куда приезжает много туристов, живет много людей.

Жест, злость и помощь Самаранча

— «В Москве освистывали, унижали несоветских прыгунов. Публика хотела, чтобы выиграл Волков. Мой неприличный жест был ответной реакцией на весь этот свист». Вы заранее спланировали?

— Нет, и мысли такой не было. Я хотел выиграть медаль. На победу шансов было побольше у Волкова или Тадека Слюсарского, еще одного поляка.

И теперь представьте — свистят ли где-то в мире на легкой атлетике? Я не видел такого ни во Франции, ни в США, ни в Италии. Свистят на футболе, волейболе, это нормально, помощь команде. В легкой атлетике не свистят. Кто будет свистеть бегуну на сто метров? Зачем?

А у нас в прыжках с шестом свистели. СССР хотел, чтобы победил Волков. Поэтому когда кто-то из его соперников выходил на разбег, его освистывали. Для нас это было неслыханно. Такого не было ни до, ни после Игр-80. Разве кто-то свистел, когда Сергей Бубка бил мировые рекорды? Либо тишина на трибунах, либо все ритмично хлопали.

И вот я стою перед разбегом. Сколько было на трибунах — тысяч 70? Скажем, 10 тысяч туристы, а остальные 60 свистели. До этого был забег на 400 метров, там победил Маркин с рекордом Европы. Параллельно с нашими соревнованиями было еще толкание ядра, а других стартов не было. И ближе к концу, когда речь уже шла о медалях, сразу начинался свист. И он был таким сильным, ужасно, меня это злило.

И вот ситуация. Я уже выиграл золото. У меня еще одна попытка. Иду на разбег. И эти 60 тысяч продолжают свистеть, чтобы я не прыгнул выше. Это как собака на сене: сам не съем и другим не дам. Медаль уже у меня, мог сказать всем: поцелуйте меня в задницу. Я бы сказал, но никто бы не услышал. Поэтому показал тот жест зрителям: вы идиоты, которые вообще не понимают этот спорт. Это было после последней попытки, в которой я побил рекорд Филиппа Увийона (5,77 м).

Я пытался побить рекорд — француза, а не русского. А зрители свистели. Можете себе вообразить? Абсурд. Я единственный человек на свете, который побил рекорд мира и которого освистали. Поэтому и показал тот жест — со злости.

— У Польши и СССР всегда были такие напряженные отношения?

— Это началось не в 70-е или 80-е. Со Средневековья, с XIV века. Больше всего войн было с Востоком. Это еще до России, когда были разные княжества. Польша все время воевала с восточной стороной. Короли тогда брали жен с Запада, чтобы те страны защищали нас. Вторая мировая тоже не дала поводов для дружбы с СССР. Но это политика. Мы, простые люди, каждый из нас хочет хорошо жить на этом свете.

— Как болельщики на стадионе отреагировали на ваш жест? Увидели его?

— Нет, шумиха началась после раскрутки ТВ. Само собой, для США это было выгодно: Козакевич показал «советским зверям», так у них было написано, что о них думает. Это, конечно, неправда. Журналисты начали спрашивать, зачем я это сделал, говорили, что я теперь народный герой.

Конечно, это некрасивый жест. Но со злости человек показывает именно такие жесты. Можно сказать, что я поступил невежливо. Но тогда это было нужно. Зрителям надо было показать красную карточку, не мне.

А в Польше у меня возникли проблемы. Некоторые люди считали, что в Москве надо было проиграть. Были такие в Польском союзе легкой атлетики. Это не укладывалось в голове. Но для поляков-коммунистов я был предателем.

— У вас могли отобрать медаль. Действительно были разбирательства на правительственном уровне?

— Да, дело было достаточно серьезное. Советский посол в Варшаве написал, что меня нужно дисквалифицировать пожизненно — мол, я оскорбил советский народ. Хотя мой жест касался только тех, кто был на стадионе. Меня вызвали на разбирательство. Говорят: ты что делаешь? Я начал придумывать, чтобы избежать проблем. Говорю: я всегда так делаю, когда высоко прыгаю — показываю этот жест планке. Мол, теперь она может поцеловать меня в одно место.

На следующий день уже в Москве начали обсуждать, что делать с Козакевичем. Хорошо, что на этой дисциплинарной комиссии был Хуан-Антонио Самаранч, глава МОК, бывший посол в Москве. И он сказал, что видел, как я выступаю, и что я так очень часто делаю. То есть сказал то же самое, что я придумал. При этом мы с ним не разговаривали. Чистая случайность. И Самаранч убедил комиссию, что не надо отбирать медаль.

— Были ли вы в СССР/России после олимпийской победы?

— Да, в 1984-м. Мы тогда не полетели на Игры в Лос-Анджелес. Вместо них была «Дружба-84». Все, конечно, не были в восторге от этой псевдоолимпиады. Я в то время по-прежнему был одним из лучших в мире. Чемпион Лос-Анджелеса прыгнул хуже, чем я. На тех Играх я мог завоевать медаль, но вместо этого был в Москве.

— Могли бы стать двукратным олимпийским чемпионом.

— Поборолся бы за второе золото. Не скажу, что точно выиграл бы, но в призы попал бы наверняка.

Эмиграция, полиция и шок

— Почему вы эмигрировали в Германию? Мы читали, что вы таким образом бежали от социализма, который всей душой не любили.

— Я никуда не хотел убегать. Дело было в 1985-м. Я поехал в большой соревновательный тур — по Европе. Там были лучшие спортсмены — американцы, австралийцы, англичане, немцы… Польская федерация легкой атлетики купила мне билет. Первая остановка — Ганновер. Мы там выступили, наутро должен был улетать в Цюрих. Сижу в гостинице, уже упаковал шесты, жду автобус в аэропорт.

И тут подошел один из организаторов: «Ты должен лететь обратно в Польшу». Почему? У меня еще четыре старта, где я мог заработать какие-то деньги. Ответ: «Так решила Польская федерация». Я два дня звонил в Варшаву, пытался добиться хоть какого-то объяснения. Это сейчас есть мобильные телефоны, скайп, а раньше только ресепшен в гостинице. В итоге мне рапортовали: «Ты уехал без нашего согласия».

Как? Вы мне сами купили билеты… Звоню брату. Он говорит: «Владо, оставайся в Ганновере, полиция уже приходила на нашу квартиру, забрала у всех паспорта, заблокировала счета, дежурят сутками». То есть я оказался персоной нон-грата, сам не подозревая. Шок! И что теперь делать? Сижу один в гостинице незнакомого города, дома какой-то бардак… Все думают, что я убежал.

Хочу в Польшу — но не могу. Если бы я вернулся — то это сразу тюрьма. Минимум год. Никакого спорта в моей жизни уже бы не было. А доказывать, что ты не верблюд, в те времена бесполезно. Я был еще молод, мог выступать — и напросился к поляку, который работал в спортивном клубе Ганновера. Мне предложили контракт. И я стал прыгать, зарабатывать деньги по всему миру. Я мог выступать где угодно — только не на родине. Вот такой парадокс.

В апреле 1986-го я получил немецкое гражданство. А в Польшу вернулся в 1990-м, когда коммунизм ослаб. На границе меня чуть ли не обнимали: «О-о-о, Козакевич, добро пожаловать домой!» Никто не извинился, эта была просто страница истории.

— Что вас сейчас связывает с Польшей?

— Практически ничто. Когда была жива мама, я часто приезжал с дочками. А сейчас в Гдыне живут только мои брат и сестра.

Политика, деньги и свобода

— В России олимпийские чемпионы получают солидные стипендии. Как обстоят дела в Польше?

— В 2000 году стипендия для всех медалистов составляла 2500 злотых (примерно 38 тыс. руб. — Прим. Sports.ru). За 15 лет сумма не изменилась. Получается, сейчас это меньше, чем в 2000-м. И со стипендии надо еще заплатить налог. Остается 1900 злотых (примерно 29 тыс. руб.).

Для меня эти деньги не так важны; но есть польские спортсмены, у которых других доходов нет. И что такое 1900 злотых в месяц?

— Почему вы забросили политическую карьеру? Вы же были депутатом городского совета в Гдыне.

— В политике нет свободы. Ей занимаются, по сути, ненормальные люди. Я не был доволен тем, что получалось. Я хотел не говорить, а делать, приносить пользу стране. Но сложно ломать систему, которая всех устраивает. У меня сердце спортсмена — если я чем-то занимаюсь, то отдаюсь всей душой, на 100 процентов. Политика это не ценила. Мне хватило четырех лет, чтобы это понять.

Политика — зло. Посмотрите, что сейчас происходит на Украине. Там идет война. За что? За границу? Президент Путин сказал: «Я хочу охранять русских, которые живут на Украине». Мне это не кажется правильным. Я родился в 1953-м — как раз умер Сталин, к власти в СССР пришел Хрущев. И тот сказал: поляки, которые считают себя поляками, могут уезжать в Польшу. Так моя семья собралась и уехала из союзной Литвы домой. Почему нельзя найти места русским, которые на Украине считают себя русскими, в России?

Это моя дума, моя точка зрения. Путину хочется больше. Россия много потеряла при Горбачеве, а сейчас пытается вернуть. Мне кажется, можно было сделать по-другому, не доводя дело до войны. В этой истории нет победителей.

— Как в Европе сегодня относятся к РФ?

— Россия — большая страна, которая делает хорошие вещи: зимнюю Олимпиаду, ЧМ-2018 по футболу. Нужно чаще показывать, чем сильна Россия. Главное — есть свобода, ее нельзя купить или продать. Никто не запрещает людям ездить в другие страны. Но Россия, как и Польша, еще не научилась демократии.

Я хорошо отношусь к России. У меня много русских друзей. Я вообще по характеру добрый; не получилось быть добрым разве что в Москве-80… Этот жест, который до сих пор вспоминают. Хотя, если серьезно, такая яростная поддержка советских зрителей мне сильно помогла.

Если бы не трибуны, которые болели против, я бы не решился на мировой рекорд. И не прыгнул бы так высоко. Москва мне подарила лучшие моменты в карьере. За это я благодарен вашей стране.