З.Ибрагимович: Капелло — это демон, а Гвардиола — трус
"Жозе Моуринью — большая звезда, - приводит слова Ибрагимовича The Daily Mail. - Он был моим тренером в "Интере". Он приятный человек.
Когда он впервые встретил мою подругу Хелену, то прошептал ей на ухо: "Хелена, у тебя есть только одна задача: кормить Златана, следить, чтобы он вовремя ложился спать, делать его счастливым".
Этот парень говорит все, что хочет. И он мне нравится. Он — лидер своей армии, своей команды. Он очень внимателен к своим игрокам. Он постоянно писал мне эсэмэски, когда я играл за "Интер", спрашивал, как дела. Он - полная противоположность Гвардиоле. Если Моуринью освещал собой комнату, то Гвардиола был шторами на окнах.
За такого человека, как Моуринью, я готов умереть.
Еще во время чемпионата Европы 2008 года мне сказали, что Моуринью, мой новый тренер в миланском "Интере", собирается позвонить мне. И я подумал: "Неужели что-то случилось?" А он всего лишь хотел сказать мне: "Классно, что мы будем работать вместе. С нетерпением жду нашей встречи". Ничего особенного, но он говорил по-итальянски! И я ничего не понял. А ведь Моуринью никогда не тренировал итальянские клубы. Но уже говорил лучше, чем я! Он выучил язык за три недели, я не мог в это поверить! Мы перешли на английский, и тогда я все понял — этому парню не наплевать.
После матча против сборной Испании я получил текстовое сообщение: "Отлично сыграно". А затем он дал мне совет. Я никогда не думал, что такое возможно... Тренер написал мне эсэмэску! А ведь я играл за сборную Швеции, к которой он не имел никакого отношения. И все же, его волновала моя судьба.
Я почувствовал, что во мне просыпается благодарность. Конечно, я понимал, что он писал мне все эти сообщения по какой-то причине. Он хотел, чтобы я лояльно к нему относился. Но он мне и без того был симпатичен. Он работал в два раза больше всех остальных. Он жил футболом, он дышал футболом 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Я никогда не встречал тренера с такими познаниями, я никогда не видел наставников, которые так много знали бы о каждом сопернике. Он мог даже поведать о том, какой размер обуви у третьего вратаря команды, с которой нам предстоит сыграть.
Он — элегантный, уверенный в себе человек, но я все равно был удивлен. Он выглядел маленьким, по сравнению с футболистами, но я немедленно понял — все будет вертеться вокруг него.
Он заставлял игроков работать, для него не было неприкасаемых. Он ни к кому не подлизывался. И он говорил мегазвездам: "С этого момента вы будете делать так, как я говорю!" Можете себе такое представить?
И все начинали его слушаться, ловили каждое его слово. Нет, его не боялись. Он не был Фабио Капелло, не был демоном. Моуринью устанавливал прочные отношения с игроками, он общался с ними при помощи эсэмэсок, если было нужно, он знал, как дела у наших жен и детей.
Он строил нас перед матчами. Это был как театр, как психологическая игра. Он мог показывать видео неудачных матчей и говорить: "Это так ужасно, так безнадежно! Эти ребята — не вы. Должно быть, это ваши братья, ваши демонические сущности!"
И мы кивали. Нам было стыдно. "Я не хочу видеть вас такими сегодня", - продолжал говорить он, и мы отвечали: "Ни в коем случае!". "Выходите на поле как голодные львы", - напутствовал Моуринью. "В первом матче вы будете играть так... - говорил нам Жозе, и бил кулаком по раскрытой ладони. - А во втором..." После этих слов он брал книгу и бросал ее через всю комнату. Адреналин выплескивался из нас. Мы выходили на поле, чтобы играть как бешеные звери.
Я чувствовал, как этот парень отдает всего себя команде, и мне в ответ хотелось отдать всего себя ему. Некоторые готовы были убить ради него.
Но была одна вещь, которая беспокоила меня. Что бы я ни делал, он никогда не улыбался. А ведь я мог вытворять на поле потрясающие штуки, однако лицо Моуринью оставалось будничным.
Однажды мы играли против "Болоньи", и я забил гол, сумасшедший гол. Позже его признали лучшим голом года. Но лицо Моуринью было каменным. Что, черт возьми, это был за человек? Я пытался понять. Если его не трогают такие вещи, что вообще может его зацепить?
И все же, я пытался вызвать у этого человека хоть какие-то эмоции. Однажды это все-таки случилось — когда мы выиграли три титула, а я стал лучшим бомбардиром.
Моуринью, человек с каменным лицом, человек, который даже не моргнет лишний раз, проснулся. Он словно сошел с ума! Он кричал как школьник, прыгал и скакал. Я улыбнулся, когда увидел его таким. И подумал: "Все-таки, я расшевелил тебя!"
А теперь о проигрыше "Барселоны" в полуфинале Лиги чемпионов - в то время, когда я уже перешел в каталонский клуб. Гвардиола после той игры смотрел на меня так, будто я был во всем виноват. И я подумал: "Ну все, кредит доверия исчерпан".
После этого у меня возникло ощущение, что в клубе меня больше не любят. Я чувствовал себя несчастным, когда сидел в раздевалке, и Гвардиола пронзительно смотрел на меня, слово я был инопланетянином. Психологически было очень сложно.
Гвардиола был для меня непроходимой стеной. Я никогда не видел в нем искры, жизненной силы. Каждый час, проведенный в клубе, я мечтал поскорее уехать. Больше я не был частью этой команды.
Вскоре был матч против "Вильярреала". Он дал мне сыграть всего пять минут. Я весь кипел. И не потому, что сидел на лавке. Я мог бы с этим как-то смириться, но только если бы тренер был настоящим мужиком, если бы он не трусил и говорил мне в лицо: "Ты недостаточно хорош, Златан. С тобой успеха не будет".
Гвардиола же не сказал мне ни слова, даже не посмотрел в мою сторону. С меня было достаточно! Я чувствовал это каждым кусочком тела. На месте Гвардиолы я бы испугался. Нет, я не говорю, что руки чесались. Но всякое в моей жизни случалось. Думаю, на поле несколько раз я боднул кого-то из соперников. Когда я злюсь, то меня накрывает с головой какой-то красный туман. Лучше в такие минуты меня не тревожить.
После матча я зашел в раздевалку. У меня не было какого-то плана нападения в припадке бешенства. Но я был, мягко говоря, недоволен. А мой враг стоял там и чесал голову. Яя Туре тоже там был, а также несколько других ребят.
Здесь же стояла коробка, куда мы складывали форму после матча. И я уставился на нее. Потом я ее пнул. Думаю, она пролетела три метра. Но я не успокоился. Я заорал: "У вас нет яиц!" И затем я добавил: "Вы и мизинца Моуринью не стоите. Убирайтесь в ад!"
Я полностью потерял над собой контроль. Вы, наверное, думаете, что Гвардиола что-то сказал в ответ, но он хранил трусливое молчание. Он просто взял коробку, как будто был носильщиком, и ушел. Больше он не вспоминал об этом инциденте, не сказал мне и слова. Была тишина, были какие-то психологические игры.
Я думал — вот мне 28 лет, я забил 22 гола и отдал 15 передач здесь, в "Барселоне", но ко мне относятся так, будто меня не существует. Разве можно было смириться с этим? Ни за что!
О, как я старался. Когда я приехал в Барселону, мне сказали, что я не могу пользоваться частным самолетом, так что мне придется пользоваться обычными рейсами. "В Барселоне мы держим ноги на земле", - так мне это объяснили. "Мы не похожи на "Реал". Мы путешествуем регулярными рейсами".
Это звучало так бессмысленно! Были и другие вещи. "Слушайте! - говорил нам Гвардиола. - Мы не должны приезжать на тренировки на "Феррари" или "Порше". Я кивал, и не говорил ничего, хотя мог бы сказать: "Да какая вам к черту разница, на какой машине я езжу?" В то же время я думал: "Чего же они пытаются от меня добиться?"
Я люблю машины. Они — моя страсть. Так что я видел подтекст в его словах. Он как будто говорил: "Не думай, что ты какой-то особенный". У меня сложилось ощущение, что "Барселона" стала "Аяксом", что я вернулся к истокам. Никто из игроков не вел себя как суперзвезда, и это было странно. Месси, Хави, Иньеста, да все ребята — они же были как школьники. Лучшие футболисты в мире стояли перед тренером, склонив головы. Я вообще этого не понимал. Это же так глупо...
Все делали то, что им говорили. Мне там не было места. Но я пытался привыкнуть, не замечать всего этого. Я стал слишком положительным. Психологически было очень тяжело. Я говорил то, что от меня хотели услышать. Это было неправильно! Я водил клубный автомобиль “Ауди". Я постоянно кивал, со всем соглашался. Я стал редко кричать на одноклубников.
Мне стало скучно. Златан перестал быть Златаном.
И тут Месси стал говорить всякие вещи. Лионель Месси — потрясающий футболист. Он неподражаем. Но он говорил Гвардиоле: "Не хочу больше играть на правом фланге. Хочу играть в центре". Но это я был центральным нападающим! Гвардиола не заморачивался по этому поводу. Гвардиола жертвовал мною.
Один из моих партнеров по команде сказал: Златан, такое ощущение, что "Барселона" купила "Феррари", но водит его как "Фиат". И я подумал: "Действительно, очень на то похоже". Гвардиола превратил меня в прямолинейного игрока, я стал играть хуже. И это была потеря для всей команды.
Гвардиола даже не говорил мне: "Доброе утро!" Ни единого слова! Он не хотел смотреть в мою сторону. Если я заходил в комнату, он выходил. "Да что происходит!? - думал я. - Или я сделал что-нибудь не так? В чем дело?"
Все эти мысли крутились в голове. Я не мог спать. Я думал обо всем этом постоянно. Нет, не потому, что нуждался в любви Гвардиолы. Он мог ненавидеть меня. Ненависть и жажда мести как раз стимулируют. Думаю, я потерял себя.
Он полагал, что способен изменить меня. В его "Барсе" все должны были равняться на Хави, Иньесту и Месси. Нет, с этими ребятами все в порядке. Играть в одной команде с ними — это круто. Когда меня окружают классные игроки, то я прогрессирую. Но я пришел в команду со своей философией, однако ей не нашлось здесь места. Я просто не помещался в маленьком мирке Гвардиолы.
Когда я полностью осознал, что сижу на скамейке запасных в матче против "Алмейры", то вспомнил слова: "Здесь, в "Барселоне", мы не приезжаем на тренировки на "Порше" или "Феррари". Как же нелепо это звучало! Я знал, что могу взять любую машину и совершить любой поступок. И я запрыгнул в свой "Феррари", нажал на педаль газа и припарковался прямо перед тренировочным комплексом.
Я решил, что надо бороться за свои права. Хорошо, что я знал, как играть в подобные игры. Я всегда был бойцом, поверьте. И я не мог откладывать это дело в долгий ящик, поэтому поговорил с агентом. Мы всегда планируем наши делишки заранее. Кроме того, я позвонил своим помощникам.
Мне хотелось рассмотреть все происходящее под разными углами. Я получил столько советов! Ребята из Розенгарда, моего родного города, хотели приехать и разобраться с обидчиками. Это было так мило с их стороны, но я подумал, что это - неправильная тактика, учитывая обстоятельства.
И все-таки, каждую ночь, когда я лежал и не мог уснуть, или на тренировках, когда я видел Гвардиолу, моя темная половина не могла успокоиться. Гнев просто пульсировал в моей голове.
Из-за проблем Гвардиолы клуб вынужден был пойти на чудовищную сделку и продать меня. Это было сумасшествие. Я забил 22 гола, отдал 15 передач. Но моя стоимость упала на 70 процентов. И кто был в этом виноват? Гвардиола, этот маленький тихий человечек, который хотел разрушить меня.
А теперь расскажу об "Арсенале". Когда мне было 20 лет, я приехал на тренировочную базу этой команды. Я увидел Патрика Вийеру, Тьерри Анри и Денниса Бергкампа на поле.
Но больше всего я готовился ко встрече с Арсеном Венгером. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, когда мы зашли в его кабинет. Я немного задрожал под его пристальным взглядом.
Было такое ощущение, что он видит меня насквозь, что он оценивает меня. Он умел составлять психологические портреты на каждого своего игрока.
Я тогда мало что мог сказать, больше молчал. Но вскоре потерял терпение. Он постоянно подскакивал, чтобы посмотреть в окно. Было такое ощущение, что он хочет быть в курсе всего происходящего.
"Попробуй пройти это испытание, - сказал он мне. - Испытай себя". Те слова подействовали оживляюще. "Дай мне пару бутс. И я докажу. И сделаю это прямо сейчас", - выпалил я.
Тогда Борг, спортивный директор "Мальме", прервал меня. "Стоп, стоп, мы все уладим, не надо никаких испытаний", - проговорил он.
Я понял, что он имел в виду. Когда тебя хотят испытать, это делает тебя слабым. Так что мы сказали: "Извините, господин Венгер, но нам это не интересно".
Уверен, это было правильное решение".