«Как это едят?» Сын тренера «Вашингтона» работает учителем во Владимире

Две недели назад Барри Троц, главный тренер «Вашингтона» — лучшей команды нынешнего сезона НХЛ — давал интервью «Спорт-Экспрессу». В нем он рассказывал о великом русском форварде Александре Овечкине, новой звезде Дмитрии Орлове, других хоккейных героях и совсем мельком — о собственном сыне, который однажды так сильно полюбил русскую культуру, что отправился работать в Россию.

Тайсону Троцу — 24, последние восемь месяцев он живет во Владимире. Кирилл Новокщенов заглянул к нему в гости.

American Home — частная школа, спрятанная в симпатичном трехэтажном особняке в центре Владимира. Клиенты школы — местные жители, которые хотят выучить английский, преподаватели — носители языка из Штатов. Тайсон Троц работает здесь с сентября прошлого года.

— Ты преподаешь только английский?

— Ага. Но по субботам мы делаем презентации — каждый учитель готовит одну презентацию за учебный год. В понедельник-вторник-четверг-пятницу даем уроки, по средам — собрания учителей, когда мы готовимся к занятиям, выставляем оценки и делаем другие необходимые дела. Вечером в среду проходят занятия по общению для тех, кто не хочет ходить на обычные уроки, а просто приходит раз в неделю попрактиковаться в английском. Некоторые ученики уже достигли достаточно высокого уровня, так что регулярные занятия им не нужны. Ученикам обычно от 12–13 до 50 лет и даже старше.

— Помнишь конкретный день, когда проснулся и понял, что хочешь посвятить жизнь славянской культуре?

— Неа, это был процесс. У моей семьи славянские корни, она родом с Украины. Так что меня это увлекало все больше и больше — история и культура, я узнавал все больше и больше. Сколько же мне было, когда я решил, что моя будущая работа будет связана с этой темой… Думаю, лет в девять-десять.

— Как ты воспринимаешь свою работу?

— Я не уверен точно, каким хочу видеть свое будущее сразу после «Американского дома». Я останусь тут еще на один год, и изучение России поможет мне, как бы ни сложилась моя дальнейшая карьера, потому что я хочу заниматься именно российской культурой.

Преподавать я люблю, в колледже уже был репетитором, люблю учить людей. Возможно, однажды стану профессором в университете и буду учить студентов русской культуре. Языку — вряд ли, не знаю, как у других это получается, он очень сложный.

Моя окончательная мечта — написать исторический роман про Восточную Европу, Россию, Украину.

— Какой исторический период тебе особенно интересен?

— Люблю древность, Киевскую Русь, нашествие монголо-татар и чуть-чуть после. Я не фанат современной истории.

— Твоя работа похожа на работу твоего отца, хоккейного тренера?

— Думаю, да. Многое зависит от организации. Отец уже стал главным тренером, так что у него преимущество, сейчас его работа — это руководить другими тренерами, это попроще. Нам обоим нужно что-то выбирать. Тренер должен знать своих игроков, понимать, в каких сочетаниях они работают лучше всего, правильно? На уроках так же. Ко мне ходит много людей постарше. Мне недавно приходилось пересаживать учеников, которые хорошо работали вместе, но плохо концентрировались. Это как подобрать правильные звенья в хоккее. Ну и у разных людей по-разному получаются разные аспекты. В этом семестре я перестраивал структуру уроков, чтобы ученики лучше понимали.

— По-твоему, учитель может быть приятелем своим студентам?

— Это зависит от студентов. Я дружу с большинством своих учеников, среди них есть и мои самые близкие друзья. Но в то же время если ученики не уважают, не слушают тебя, то нет. Нужно просто узнать учеников получше, перед тем как выбрать подход.

* * *

— Перед тем как возглавить «Вашингтон» в 2014 году, твой отец 16 (шестнадцать) лет тренировал «Нэшвилл». Он был сильно расстроен, когда там решили с ним расстаться?

— Конечно, это было грустно. После такого долгого срока переезжать всегда невесело. Но в то же время для тренера НХЛ работать 16 лет на одном месте — это невероятно. Ну и переезд в Вашингтон — это неплохо, жизнь в столице родителям понравилась.

— Как отец справлялся с разочарованием после серьезных неудач?

— В его первые годы работы стресс был гораздо сильнее. Он старался оставлять все на работе, не тащить домой. Но если сезон закончился плохо, мы просто уезжали в наш канадский домик на озере и там отдыхали. Там просто шикарный вид, это озеро — Оканаган — попало в список десяти самых красивых озер мира. Сейчас покажу.

Вода просто прекрасная. В общем, мы там расслаблялись, отдыхали, много гуляли. Летом это просто невероятное место, можно сидеть и наслаждаться видом, можно кататься на лодке.

— Кто строже: Барри Троц тренер или Барри Троц отец?

— Тренер. Мама всегда сердилась, что бедный папа недостаточно строг со мной. Ты же понимаешь, что мама нас растила, пока отец был на работе. Если мы хотели чего-то, а мама возражала, мы всегда бежали к отцу, потому что знали, что он все разрешит. А когда мама об этом узнавала, у отца были проблемы.

— Ты уехал учиться еще до того, как родители оказались в Вашингтоне?

— Да, в Сьюони, это на юге Теннесси между Нэшвиллом и Чаттанугой, в полутора часах езды от Нэшвилла. Можно было легко добраться домой, я, бывало, приезжал в Нэшвилл на матч, а потом возвращался в кампус в час ночи.

— Ты занимался спортом в университете?

— Формально — нет, просто занимался сам по себе, много ходил в качалку, в походы по лесам, катался на велике и скейте. Вообще, чтобы в университете попасть в любую команду, нужно серьезно заниматься конкретным видом спорта до учебы. Как назло хоккейной команды не было — она появилась, когда я закончил универ. Так что я играл в хоккей, только когда приезжал домой на праздники или выходные.

— Как получилось, что в США студенческий спорт достиг такой популярности?

— Отчасти люди просто любят смотреть, как их дети чего-то добиваются. Многие университеты гордятся достижениями своих спортивных команд, а студенты поддерживают их даже после окончания университета. Думаю, многие болеют за команды из своего университета, отдавая дань воспоминаниям об учебе.

— Кем ты себя считаешь: канадцем или американцем?

— И тем и другим. Я жил в Америке, родился там, так что, конечно, я американец. Но мы столько времени проводим в Канаде, мои родители канадцы, так что… Есть странная вещь: когда я нахожусь в Америке, все друзья считают меня канадцем, а в Канаде все друзья думают обо мне как об американце.

— Ты рос сыном хоккейного тренера. Это как-то повлияло на твое детство?

— Слегка. Но когда люди об этом спрашивают, восхищаются: «Ой, вот твой папа — тренер, это так круто!»… Да, это интересно, но ведь у каждого в жизни есть свои плюсы и минусы.

Помню, в колледже у меня был разговор. Я спросил у однокурсника: «Чем занимается твой отец?» — «Ну, он работает на военных, занимается сбором информации для разведки. Я точно не уверен, потому что нам запрещено разговаривать об этом дома». «То есть получается, что твой отец — шпион или кто-то вроде этого». Это забавно.

Мы росли в Теннесси, и до того как появились «Предаторс», там вообще не было хоккея. В городе был один каток, насколько я помню, второй только строился. Никто вообще не понимал, что такое хоккей. Я-то играл в хоккей в детстве, и это было странно: переехать с севера, где хоккейная культура повсюду, на юг — обитель кантри. Это было необычно. Но, кроме постоянных походов на хоккей, было еще несколько крутых мероприятий, куда мы должны были ходить, потому что отец был знаменитостью в Нэшвилле, мы там встречали других знаменитостей.

— В Теннесси снег-то бывает?

— Да, бывает, но не как здесь. Иногда снега выпадало достаточно, чтобы несколько дней кататься на санках. Помню два раза, когда город накрывали снежные бури, дороги покрывались льдом. Мы даже предлагали надеть коньки и кататься прямо по улице — один раз, кажется, даже так и сделали. Правда, коньки портятся.

— В Нэшвилле разрешена какая-то еще музыка, кроме кантри?

— Вообще, да, я сам не фанат кантри. А вот маме и папе очень нравится. Я предпочитаю рок, металл, фолк, свинг 40-х и 30-х.

* * *

— Что тебя больше всего шокировало в России?

—У меня не было сильного культурного шока. Когда я приехал, то настроение было такое: «Да тут же все, как я и ожидал, здорово!» Хотя есть одна вещь, которая шокирует: россияне вообще не участвуют в переработке отходов. У меня рядом с домом парк, это мог быть очень красивый парк, но там столько мусора… И это притом что русские любят природу.

Помню еще случай: мы с другими учителями собрались поехать за город, и буквально в тот же день несколько человек отказались. Мы приехали в домик, а там уже была приготовлена еда. Одного shashlyk — десять килограммов! На десять человек! А еще салаты, хлеб и так далее. Мы остались там на весь день и ели, ели, пили чай, разговаривали, снова ели. Было весело.

— В России есть еда, которую ты совсем не понимаешь?

— Ага. Kholodyets. Не знаю, как люди вообще это едят. Все мне говорят, что он полезен для моих коленей, и я пытался, но… Еще говорят, что я не пробовал правильный kholodyets, а вот если попробую правильный, то мне понравится. Но с каждой новой попыткой становится все хуже.

— Как ты травмировал свои колени?

— Дело в манере ходить, мои ноги чуть заворачиваются внутрь при ходьбе, из-за этого нагрузка на колени растет. Когда они начали болеть, я подумал, мол, ничего, пройдет и так. Конечно, нужно было раньше заняться лечением. Было очень обидно, что я из-за этого пока не могу долго ходить и кататься на велике. Но скоро уже смогу.

— Какое у тебя любимое русское слово?

— Наверное, pereputyvat’. Забавное.

— Ты стал лучше говорить по-русски за те месяцы, что живешь здесь?

— Да, есть значительный прогресс. Конечно, есть проблема: мы очень замкнуты в среде. На работе я говорю по-английски, со студентами — тоже, времени практиковаться не очень много. Конечно, с приемной семьей я говорю по-русски, вот это и есть практика. Вообще, я стал говорить намного лучше, но, как и любому иностранцу, долго живущему в чужой языковой среде, мне кажется, что все очень плохо.

— Ты снимаешь тут квартиру?

— Нет, живу в семье — babushka и мать с сыном. У меня там своя комната, меня кормят завтраком и ужином, выходные мы проводим вместе. Очень милая семья, они обращаются со мной, как с полноценным членом семьи. Мы часто ездим на datcha, собираем грибы и отдыхаем.

— Кормят на убой?

— Ну, сейчас уже не так. Но пытались — как только я здесь оказался, еды было очень много. С этим сталкиваются многие наши учителя. Первые пару месяцев мне хватало завтрака и обеда на весь день. Вообще, русские гораздо бережнее используют продукты, меньше выбрасывают.

— Чего тебе больше всего не хватает в плане образа жизни?

— Вот, например, транспортная система в России мне очень нравится, но дома в Америке я мог кататься на велосипеде и гулять где угодно — тут с этим проблемы.

По мексиканской еде скучаю, в России не готовят острую пищу.

Конечно, больше всего не хватает близких людей. За этот учебный год я только раз их навестил — на новогодних каникулах. Встретился и с родителями, и с сестрой, и с девушкой.

— Девушка? А она знает, какие девушки живут в России?

— Знает, конечно, но она не боится, как и я не боюсь за нее. Я доверяю ей, а она — мне.

Но это забавно. С кем бы я ни познакомился здесь, все говорят: «О, она в Америке? Тебе нужно девушку в России». Не думаю, что моей девушке это понравится.

— Чем еще занимаешься в свободное время?

— Да его не очень-то и много. Когда появляется, я готовлю, зависаю с русскими друзьями — с большинством я познакомился в American Home. Встречаемся, общаемся, играем в настолки — пару дней назад как раз собирались.

Когда с коленями станет полегче, буду больше ездить вокруг. Я был в Суздале на Масленицу — очень весело. Хочу увидеть побольше городов Золотого кольца, почаще ездить в соседние города на денек.

— Бываешь в Москве? Тебе там интересно?

— Интересно, конечно, но пока я не могу много ходить, это не имеет смысла. Может, приеду на День Победы — я годами хотел его посмотреть.

Санкт-Петербург я знаю гораздо лучше. Провел там пару месяцев сразу после первого курса универа, в этом сезоне был уже дважды. У меня там есть подруга, я останавливался у нее, и она показывала мне город. Мы познакомились с ней в Америке, она приехала в мой университет по обмену.

— Поэтому ты выбрал именно Владимир?

— Он маленький — это приятный бонус. Но в первую очередь я искал подходящую работу. В Петербурге у меня есть друзья, так что я искал в первую очередь там, но все компании, с которыми я общался по поводу работы… Так себе предложения, в общем-то. Все из разряда — вот тебе учебник, приходи и учи по учебнику, ну и упражнения давай.

Здесь, в American Home, все гораздо свободнее, нас стимулируют больше общаться с учениками, строить обучение персонализированно, стараться делать так, чтобы учиться у нас было интересно, весело. Это меня и привлекло. Преподавание — это мое, и тут я в том числе набираюсь опыта на будущее.

К тому же другие места не предлагали ничего, кроме денег. Никакой помощи с обустройством. А тут поселили в семью и помогают со всем необходимым. Есть русские учителя-супервайзеры, которые учат нас преподавать, помогают по любым вопросам. Это тоже важно.

Мне не хотелось приезжать куда-то и зачитывать ученикам учебник. Я хотел именно быть учителем, помогать людям изучить английский, а не заниматься тем, что они могли бы сделать и без меня.

Я обожаю Владимир. Что я вообще люблю в жизни — природу, историю и русскую культуру. А сейчас я в маленьком древнем российском городе среди лесов — он просто создан для меня.

Если говорить о зарплате, то я не помню точно, сколько мне предлагали в Петербурге, наверное, здесь меньше, но и жить во Владимире дешевле.

— Тебе платят в долларах?

— Мне платят в рублях. Это очень смешно — каждый раз, когда кто-то заговаривает со мной о деньгах, они говорят: «Ты американец, тебе так повезло с курсом». Но у меня-то зарплата в рублях. Было бы приятно зарабатывать в долларах, но нет.

Но друзьям и родственникам я всегда говорю: срочно приезжайте, тут хороший обменный курс.

— Расскажи про свою татуировку.

— Я сам ее придумал, основываясь на исследовании славянского народного искусства, которым я занимался примерно год. Тут все элементы имеют какое-то традиционное значение, эти орнаменты используются для пасхальных яиц. Эта линия в центре символизирует жизненный путь, несколько частей — силу, мудрость, преданность и защиту от жизненных преград.

Это такое наглядное напоминание о вещах, которые важны для меня, о моем наследии.

— Представь, что тебе нужно прорекламировать Россию для иностранцев. О чем ты бы им рассказал?

— Я бы точно описал церкви. Если выбирать какую-то одну — обычно все рассказывают про Красную площадь и собор Василия Блаженного, это классика. Но мне больше нравится храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, он очень красив. Вообще, российские церкви обязательны к просмотру, я постоянно ими любуюсь. Думаю, в России они самые красивые в мире.

Ох, это сложный вопрос (говорит по-русски). Конечно, еще природа, ни у кого нет столько, сколько в России. Не могу дождаться возможности поисследовать ее хорошо.

Еще назову все эти музеи с их историей. Люди всегда хотят поехать в Европу, но в России есть почти все, что и в Европе, если говорить о культуре и туризме. Просто Россия не так разрекламирована. Народ хочет ехать в Париж и пялиться на Эйфелеву башню, сходить в Лувр. В России-то картинные галереи получше, да и Эйфелева башня не так уж красива.

— Тебе нравится погода, природа, история. А люди?

— Люди мне тоже нравятся. У меня уже полно друзей в России, жаль, не хватает времени на всех. Многие американцы считают, что русские не очень дружелюбны, потому что не улыбаются. Но это не так, это не из-за враждебности. Вот сейчас я улыбаюсь, наверное, так легко узнать иностранца на улице. Но это просто разница в привычках.

В России это способ показать искренние чувства. В Америке или Англии постоянно улыбаться тебе может и продавец.

Иногда дамы в автобусе меня смущают, надают копеек на сдачу, а я не знаю, что с ними делать. Пожалуй, это худшее, что со мной было в России.

Когда Тайсон узнал, что я во Владимире впервые, то предложил устроить экскурсию по центру.

— А ты сам откуда? — спросил он, когда мы вышли на улицу.

— Родился на Украине, потом переехал в Минск, оттуда — в Москву.

— О, в Беларуси тоже красивые церкви. У меня там есть друзья, туда тоже хочу съездить, но виза стоит под 300 долларов.

Мы забрались на Козлов вал рядом с Золотыми воротами.

— Золотые ворота — это символ Владимира, 1164 год постройки, кажется. А по этому валу я часто бродил, когда только приехал сюда. Это очень интересно — смотреть вокруг и представлять, как тысячу лет назад отсюда защитники города отражали набеги монголо-татар. История США длится буквально 200 лет, у нас такого нет.

Мы вышли к смотровым площадкам, откуда открывался обзор на Клязьму и низину вокруг города.

— Чувствуешь запах угля? Тут неподалеку кузница. Я хотел поучиться кузнечному делу, но мастер не дает уроков, к сожалению.

Через полчаса прогулки Тайсон уже начал прихрамывать, и мы зашли отдохнуть в кофейню на Ленинском.

— В принципе, мы можем уже разойтись, если ты устал.

— Не-не, еще сходим к памятнику Александру Невскому, его нельзя упустить, это еще один важный символ города. Вообще, как тебе Владимир?

— Тут очень спокойно, размеренно, но я бы не смог долго жить в таком городе.

— Вот, а я наоборот. Я был несколько раз в Нью-Йорке — не могу там долго находиться, все очень быстро. Даже в Вашингтоне попроще в этом плане — все-таки там есть ограничение по высоте зданий, и весь город не заставлен небоскребами.

— Но все равно финальное: что из образа жизни в России ты бы перенес в Америку?

— В Америке очень не хватает дач. Я считаю, что дача нужна каждому. И, конечно, баня. У нас ходят в сауну, но это не совсем то, баня — это целое культурное явление. Баня — это просто офигенно.