«На награждение его выносят на носилках». Как добежать от Москвы до Сочи

Фото: Facebook

— Я смотрел на бегающих людей, решил просто выйти и побежать. Потом купил книгу Андрея Чиркова «Бег в помощь». Из нее узнал, как автор поспорил с друзьями, что пробежит марафон с нуля за 100 дней. Я загорелся и поставил себе такую же задачу. Пробежал. 96 дней понадобилось.

Ультрамарафон, «вторая стена», цены

 — Объясните, чем ультрамарафон отличается от марафона? Помимо дистанции.

 — Главное физическое отличие начинается примерно на 60 километрах. Это так называемая «вторая стена» ультрамарафона. Происходит исчерпание резервов организма, это очень явно чувствуется: хуже бежать, желание остановиться, утомление. В среднем это продолжается до 80-го километра.

«Вторая стена» до конца не исследована, в лабораторных условиях ее тяжело смоделировать. Предполагается, что происходит гормональный сдвиг или сдвиг в нервной системе. Есть статистика того, как бегуны сходят. В основном, с 60-го по 80-й километр. После 80-го уже добегают.

 — Помните, как впервые столкнулись со «второй стеной»?

 — Я ощутил острое желание остановиться. Падение пульса, потом резкий скачок пульса. Ощущение, что ты водолаз: тело в два раза тяжелеет, очень трудно двигаться. Психологически желание лечь и не встать. С ростом тренированности эта стена уменьшается. У меня она сейчас не 2 часа и 20 километров, но 15–30 минут я ее все равно чувствую. Заранее снижаю темп, чтобы легче ее проскочить. Это важный лимитирующий фактор на ультрамарафоне.

 — Что происходит после 80-го километра?

 — Считается, что организм снова включается и адаптируется. Снова начинает что-то вбрасывать в кровь, опять возбуждать нервную систему. Тебя отпускает. Что 80-й, что 120-й километр — не принципально. Ты продержался, организм не сломался. На этом вообще спорт построен — адаптация человеческого организма.

 — Мне показалось, что в России в ультрамарафоне много бизнесменов.

 — Это действительно так. Средний возраст ультрамарафонца — 40–45 лет. Считается, что есть корреляция с физиологией и нервной системой. В молодом возрасте тяжело себя заставлять делать монотонную длительную работу. Выносливость может 10,15, 20 лет нарабатываться.

 — Ультрамарафон — это дорого?

 — Финансовая составляющая не так значительна, всегда есть бюджетные варианты. В Москве примерно любой специалист чуть выше среднего может позволить себе съездить на ультрамарафон. Если ехать в Европу, надо 400–500 евро. Самый популярный ультрамарафон у русских — 100 километров Пассаторе в Италии. Проходит в последние выходные мая. Это одна из «соток», где бежит больше тысячи людей.

 — Кто самый яркий ультрамарафонец России?

 — Всеволод Худяков. Он пришел в ультрамарафон лет в девятнадцать, это очень большая редкость. У него несколько мировых рекордов. Получается, есть человек в России, который может стать чемпионом мира. Он умеет переключаться между дистанциями: шесть часов бегал, 100 километров бегал, суточный бег. На финише он всегда падает без сознания — настолько выкладывается. Всегда два человека дежурят, чтобы его отнести и положить на пьедестал. Стоять сам он не может. Его кладут на носилки, а на награждении с двух сторон поддерживают.

 — Вы помните свой первый ультрамарафон?

 — Первый ультрамарафон — это очень тяжело. У меня это был чемпионат России по бегу на 100 километров. В Москоской области бежали: в Пущино. Я тогда бежал с Худяковым: он стал первым, я — восьмым. После финиша у меня резко поднялась температура, меня начало колотить, судороги, я стал сильно замерзать. Еле доехал до дома и потом лежал, свернувшись калачиком. Температура 38–39 градусов, с меня текла вода, промокло все одеяло, я его переворачивал с разных сторон. Не мог есть и пить, только апельсиновый сок разведенный водой по чуть-чуть. Постепенно отошел. Страшный был стресс для организма. Но, конечно, я был доволен.

Москва — Сочи

 — Как вы решили пробежать от Москвы до Сочи?

 — Хотел попробовать сверхдлинную дистанцию. Я ставил себе новые и новые цели, у меня все получалось. Идея пробежать от Москвы до Сочи появилась, потому что другой человек попробовал до меня. У него не получилось, я прочитал про него и загорелся.

 — Это ведь был благотворительный забег?

 — Да, это была дополнительная идея: не просто пробежать, а пробежать в поддержку чего-то. Для серьезных забегов иностранных ультрамарафонцев это фактически обязательно. Я решил поэкспериментировать, каково это. Нашел фонд «ОРБИ» по борьбе с инсультом. Предложил, им очень понравилось. Техникой занимался фонд. Я был сосредоточен на беге, у меня не было технической и эмоциональной возможности что-то продвигать. Boomstarter, Kickstarter, социальные сети. Мои друзья и обычные люди перечисляли деньги.

Однажды в Адыгее я остановился перекусить в кафе. Подошел хозяин, сказал, что увидел меня по телевизору и дал мне наличными около 3 тысяч рублей.

 — Вы собирали 100 тысяч рублей на ролик, посвященный проблеме инсульта. Собрали?

 — Даже больше собрали. Но бюджет ролика был гораздо выше, им занимался фонд. Сделали.

 — Какая общая дистанция и сколько вы пробегали в день?

 — Общая дистанция около 1500 километров. Длинного плана не было, я не знал, как физически мой организм среагирует. План выстроен на два-три ближайших дня всегда. Мой средний темп — 61 километр. Самый маленький результат — около 28 километров, самый длинный — 84-86.

 — Что случилось в день, когда вы пробежали 28 километров?

 — Я подбегал к Ростову. Там была плановая остановка: крупный город — дополнительная возможность отдохнуть или перекусить. Если бы я пробежал Ростов насквозь, то пришлось бы бежать еще 60 километров, потому что мотелей и гостиниц рядом с крупными городами нет, их нет смысла там строить. А я привязан к местам ночевок.

 — Были какие-то неприятности во время забега?

 — Я постоянно бежал с запасом. Это меня выручило под Ростовом, когда пришел большой фронт и все засыпало, там все машины встали, все остановилось. А я убегал от всего этого, опережал на два-три дня.

Неприятных инцидентов с людьми мне удавалось избегать в силу особенностей своей профессии. Старался не вступать в лишние разговоры. Если кто-то останавливался подвезти, я просто бежал дальше. Поздним вечером, ночью, ранним утром машины останавливались: кто это бежит в поле? Старался как можно быстрее разорвать контакт.

Но мне вообще очень много людей помогли. Где-то был мотель, который закрыли из-за реконструкции дороги. Поставили отбойники. Нам повезло: хозяин мотеля раскрутил отбойник и прикрутил обратно, чтобы нас пустить. Нарушил закон. Повара для нас специально вызвал, сказал: «Тут человек бежит от Москвы до Сочи».

 — Где было круто бежать?

 — Очень понравилось бежать по Краснодарскому краю. Ты постепенно поднимаешься в горы, тогда как раз снег пошел и ветер был. Потом бежишь по побережью. Стартуешь в минус двадцать, потом приближаешься к Сочи, температура становится нулевой. Разные были дни. В Центральной России нет такого изменения ландшафта, температуры и ветра. Бежишь и бежишь.

 — У вас был напарник. Зачем он вам?

 — Во-первых, с точки зрения безопасности. Никто не знал, как отреагирует мой организм. Упал в поле — и все. Потерял сознание на трассе — замерз. Во-вторых, если бы я бежал один, то у меня не было технической и эмоциональной возможности фотографировать, снимать видео, выкладывать все в инстаграм. Я бы не тратил на это свою энергию. Забег знаковый, должна была память остаться. В-третьих, мне бы пришлось бежать с рюкзаком с одеждой, едой. А так это все было в машине напарника. Он проезжал 10–15 километров, останавливался. Если б мне было что-то необходимо, он мог мне это подать. Одежда, носки, запасные кроссовки, зубная щетка, ноутбук — весь багажник был забит.

— Вы добились в этом забеге всего, что планировали?

— Изначально была цель добежать до Главпочтамта Сочи. У меня образовался запас в пять дней, я собирался эти пять дней жить в центре города. У меня был оплачен номер в отеле, куплен билет из Сочи, мне подарили билет на открытие Олимпиаде. Но у меня было огромное ощущение достижения, и все это показалось мне ненужным. Я бы не выдержал там пять дней. Сразу как финишировал, купил с телефона ближайший билет Краснодар — Москва, меня отвезли в аэропорт, я улетел. Вершина была достигнута, остальное показалось мне пресным.

Травмы, боль, Марокко

 — Видел у вас пост в фейсбуке про то, как вы стерли в кровь пах.

 — Для трейл-раннинга очень важна экипировка. Ты можешь стартовать в плюс двадцать, а на горе будет минус десять. Когда я бежал вокруг Эльбруса, то ошибся в выборе экипировки и взял штаны, которые натерли мне внутреннюю сторону бедер. Пот течет, он не высыхает, идет раздражение. 100 километров — это значит, что 100 тысяч раз одно бедро шоркнется о другое. Вплоть до больших кровавых ран на внутренних сторонах обоих бедер. Это проблема на всех ультрамарафонах. Решается вазелином.

 — Самая сильная боль, которую вы чувствовали при беге?

 — Когда ты участвуешь в рогейнах по болотам и бежишь 24 часа по щиколотку в воде, начинает раскисать кожа стоп. Образуются мозоли, трение, еще грязь с песком. Еще и техника бега начинает ломаться.

Кстати, участвовал в Новой Зеландии в чемпионате мира по рогейну. Холмы, почти ни одного ровного места. Вверх-вниз по 50–100–150 метров, это выматывает. Бежишь среди овец и оленей.

 — Где вам понравилось бегать в России?

 — Хорошо было бежать на Эльтоне. Это самое соленое озеро Европы, на границе с Казахстаном. Случайно туда поехал и не пожалел. Бежишь по совершенно гладкой, ровной степи.

Очень интересная трасса вокруг Эльбруса. Ты видишь его со всех точек. Бежишь будто за солнцем, видишь Эльбрус на рассвете, вечером, ночью. Бесподобное ощущение. С удовольствием бегаю Московский марш-бросок: грязь, глина, тяжелая трасса. В Суздале Golden Ring Ultra Trail очень хороший.

— Расскажите про марафон в пустыне Марокко, Marathon des Sables.

 — Это трейл, где я наиболее полно выложился как спортсмен в плане самореализации. Считается, что моя вершина это Москва — Сочи, но для меня как для спортсмена-любителя пик — Marathon des Sables. Боролся с дистанцией, с неблагоприятными условиями, с трассой. Если чем гордиться, то этим марафоном. Дистанция там около 250 километров, она каждый год меняется, организаторы считают это фишкой.

Это многодневка на неделю, ты ограничен на всю дистанцию в ресурсах. Страшная жара. Еда и одежда только та, которая у тебя с собой. Воду организаторы тоже выдают в ограниченных количествах. У тебя нет возможности что-то откорректировать. Ты бежишь практически в автономном режиме. Тебе особо и помочь никто не может, все в одинаковых условиях. Поделиться чем-то — это как палец от себя отрезать. Ты делаешь это за счет результата. Тебе могут помочь организаторы, но это штраф, может быть, дисквалификация или даже сход.

— Когда вы его бежали, сколько людей участвовало и сколько финишировало?

— Больше тысячи. Сходит там очень незначительный процент. На обычном шоссейном марафоне в 42 километра сходит больше народу, чем на 250 километрах в пустыне. Там подготовленные люди. Если у них пах или палец натрется, они будут терпеть. Просто смотришь, в каких футболках люди ходят: с Iron Man, со 100-мильных забегов, с ультрамарафона Trans Korea. Серьезные люди. Чтобы такой сошел, ему не то что палец натереть, ему ногу надо отрезать. И то он все равно будет ползти.

— Читал в вашем блоге про пробег через Альпы, когда вы сошли.

— Я сошел из-за высокой температуры. Можно бежать каким угодно больным. Можно даже без ног ползти. Но если поднялась температура — значит все. Иначе посадишь сердце. С температурой бежать категорически нельзя, можно причинить организму необратимый вред.

— Почему поднялась температура?

— Предполагаю, что уже приехал с простудой. Возможно, заразился в самолете. На фоне общей усталости и ослабления иммунитета — а ультрамарафон это всегда ослабление иммунитета. Принял решение сойти на 36-м часе.

— Какой еще был запоминающийся заграничный маршрут?

— Забег вокруг Аннапурны, когда я бежал в Гималаях. Там пограничный Непал, есть посты, где проверяют документы и ставят штампик: день и время прохождения контрольного пункта. Непальские военные — смесь егерей, лесников и военных. Чем дальше я проходил, тем они сильнее удивлялись. Даже звонили на предыдущие посты: этот русский точно проходил пост? Раньше по этой трассе никто с такой скоростью не бежал.

— Где еще вам нравится?

— Крым и Черногория. Важно сочетание моря, песка и чтобы были горы хотя бы с километром набора. Крым и Черногория — два места, которые в этом смысле я считаю идеальными. В Крыму я бегал в Ялте, там горы. Когда нужно было бегать по песку, я ехал в Евпаторию.

— В чем особенность бега в горах?

— Меньше кислорода. Бег вверх-вниз. Поверхность меняется: глина, земля. Пошел дождь — можно поскользнуться. Температура меняется: днем ты бежишь при +20, а вечером — ноль, дождь и ветер. Вообще изменчивость условий. В городе особо условия не меняются: ты выбежал в трусах, пробежал, финишировал в тех же трусах. В горах все может измениться за счет длительности. Горы обладают своим микроклиматом. В тех же Гималаях ты начинаешь бежать в джунглях при +30. Забежал в долину — ливень. Выбежал из долины — жара.

— Как бороться с недостатком кислорода?

— Тренировками. Бегаешь, организм адаптируется. Самое лучшее — предварительная горная акклиматизация. Как можно раньше приехать на место старта.

— Вы писали, что бегали в –30. Каково это?

— Основное — не поморозить легкие. Есть угроза заморозить верхушки легких. Когда ты делаешь вдох, нужно успеть, чтобы воздух успел согреться. Поэтому ты делаешь маленькие частые вдохи. Желательно вообще бегать в маске, например в лыжной.

— Были ситуации, когда вашей жизни во время забега что-то угрожало?

— Когда в Гималаях я ошибся и не взял фонарик. Мне пришлось на ощупь в кромешной темноте пробираться там по сыпухе. Вообще, если возникает угроза жизни или здоровью, это всегда значит, что ты ошибся. В подготовке или в оценке своих сил.

Еще на Эльбрусе в трещину проваливался. Но быстро вылез оттуда.

— Как вы тренируетесь?

— У меня ультрамарафонская подготовка. Обычная тренировка — пробежать от 20 до 30 километров. Сегодня пробежал 30, в медленном темпе, по снегу. Бежать надо по наиболее пересеченной местности, чтобы укреплять стопу и готовить организм.

— Вы с утра занимаетесь?

— Нет, вечером. Я сова, утром практически не могу бегать. Мне проще в девять-десять вечера выбежать, бегать до двенадцати-часу ночи. Но есть спортсмены, которые в шесть утра встают, бегают, возвращаются, моются, едят, спят — и на работу. Для меня это пытка.

— Что вы едите?

— Не позволяю себе что-то совсем жирное: торты, сало, свинину. Стараюсь, чтобы был здоровый режим питания. В основном — молочные продукты, фрукты, каши: пшено, рис. Из сладкого — изюм, мед, нежирные конфеты. Мясо — курица, куриные продукты, индейка, немного говядины. Чай, кофе.

— Вы часто упоминаете в постах кетанов. Болеутоляющие нужны?

— Они, как правило, входят в обязательное снаряжение. Если ты в горах что-то повредил, сломал, они помогут доползти до следующего контрольного пункта или вытерпеть до эвакуации. На длинных дистанциях тебя никто не видит. Или ты можешь ночью бежать. Или бегунов мало, цепь разряженная. Или ты бежишь последним. Перед стартом проверяют, чтобы у тебя было обезболивающее.

— Что еще входит в обязательный набор ультрамарафонца?

— Вообще, если бегуна не заставлять что-то брать, он это не возьмет. Все это дополнительный вес. А так — бинты, куртка от холода, спасательное одеяло, заряженный телефон, еда какая-то.

— Какая еда?

— Организаторы обычно не обязывают, просто говорят, чтоб было 500–1000 калорий. Если ты заголодал, то чтоб хотя бы мог доползти до финиша на этой еде. Это, опять же, вопрос безопасности. В основном углеводы: шоколадки, углеводные гели.

— Какими-то гаджетами пользуетесь во время бега?

— Трекерами в айфоне. У меня есть трекеры всех производителей. Я их меняю: когда постоянно на один дизайн смотришь, надоедает. Переключаешься на другой.

Википедия

— Вы все еще редактор «Википедии»?

— Да, периодически пишу тексты: про спорт, историю, географию. Прочитал про Цюрихский марафон — написал статью. Подружился с Худяковым — написал про Худякова. Пробежал в Непале — написал про Непал. Я могу кого-то сфотографировать и загрузить в статью фотографию. Иногда перевожу английские статьи в русскую энциклопедию. Это творческий процесс, могу написать пять статей в день, иногда месяц не пишу. Бывает, правлю чужие статьи, дополняю. Я спортсмен, я привык улучшать.

— Вам платят?

— Нет, это абсолютно волонтерская работа.

— Почему вы решили этим заняться?

— Я умею писать тексты, вот и все. Я же юрист, постоянно работаю с бумагами, могу перекладывать мысли на бумагу, обрабатывать информацию. Попробовал сделать это в Википедии, это стало моим хобби.

— Русской Википедии хватает денег?

— Есть постоянные траты — на аренду серверов, на программистов, технические вещи. В целом я не помню случая, чтобы Википедия не собрала денег. Если она бросала клич «собираем миллион на сервера», то суммы всегда набирались.

— Осенью говорили, что Википедию в России хотят заблокировать.

— Это важный момент, что блокируется не сама Википедия, блокируется доступ к ней. Как википедист я могу сказать, что Википедия не может вмешиваться во внутригосударственные процедуры. Это право государства, блокировать ее или нет. Википедия этим не занимается или не оценивает. Мы просто заполняем ее контентом. Практика блокирования Википедии не такая редкая: в Китае она целиком заблокирована. Государство не может попросить Википедию что-то закрыть, это некоммерческий проект. Она может заблокировать доступ для своих граждан.

— Из-за одной статьи блокируют всю Википедию — это так работает?

— Да, потому что технически невозможно заблокировать одну страницу. Выборочной блокировки нет. Опять же вопрос целесообразности — государственное дело. Если государство видит какую-то угрозу для граждан — его право заблокировать Википедию. Википедия не проверяет разумность этого. Она просто пишется.

Фото: facebook.com/dmitry.erokhin.92; erokhin.blogspot.ru; facebook.com/MarathonDesSables