«Везде было какое-то кидалово». Россиянин ведет немецкий клуб в КХЛ

Фото: Facebook

— Вы воспитанник «Динамо»?

— С пяти лет там. Мы своим 1979 годом во главе с Афиногеновым пять раз стали чемпионами страны, а потом все вместе рванули за океан — остались только Саня Степанов и Димка Кокорев.

— Конкретно вы почему уехали?

— Меня задрафтовал «Калгари», а в «Динамо» тренера Голубовича сменил Билялетдинов, который молодых не особо видел в составе. У нас с Билялетдиновым был один агент — Дон Мин. Мы втроем и поговорили — передо мной Зинэтула Хайдарович никаких перспектив не раскрыл, и время показало, что я правильно уехал.

— Почему не было перспектив в России?

— В семнадцать лет в игре ошибок много делал, нервничал. Даже если я был быстрее или сильнее ветерана, он все равно выглядел респектабельнее — правильно располагался и перехватывал, пока я летел с шашкой наголо.

— Почему не закрепились в «Калгари»?

— Прошел весь тренинг-кемп и оказался последним, кого отрезали от состава. Генменеджер объяснил: «Тебе восемнадцать, ты не настолько сильный, как наши защитники». А там здоровые ребята по сто килограмм. По тогдашним правилам, игрока, которому не исполнилось двадцати лет, нельзя было отправить в фарм-клуб — только в юниорскую лигу.

— Где там жили?

— Меня поселили в семью для адаптации, хотя я уже знал английский — учил его в спецшколе, как раз готовясь к Америке. Эта семья входила в фан-клуб «Ошавы», моей новой команды, которая дала запрос — кто хочет принять нового игрока. Они отозвались, а команда им платила за мое проживание.

Честно скажу, адаптация была сложной. Семья попалась большая — двое детей, муж, жена, ее мама. Как-то неуютно, как будто все время в гостях находишься. Прожил так полгода.

— Как вас приняли в команде?

— Даже в «Калгари» меня встретили не так жестко, как в «Ошаве». Я ж стал первым русским в истории этой команды — значит, приехал отнимать чье-то место. Дрался очень часто.

— С кем?

— С партнерами перед тренировкой. Они мне дедовщину устроили — им по двадцать лет, у семидесяти процентов энхаэловские контракты, стали мне одежду с крючка скидывать. Пытались налысо меня брить, но не получалось — я сразу в драку шел. А другим новичкам и брови брили, и мешки заставляли таскать из автобуса.

— Какие проблемы на льду были?

— Площадка меньше — как в «Динамо» не обведешь, пасы по-фетисовски не отдашь, там нужно просто отнять, кого-нибудь припечатать сильно в борт, растолкать всех на пятачке и выкинуть шайбу по борту. Первые пять игр — вообще кошмар.

— Пример кошмара?

— Через секунду начало игры, счет 0:0, судья бросает шайбу — и тут ни с того ни с сего начинается драка пять на пять, даже вратари схватываются. Никто даже никого не оскорблял — чего деремся? Не понимал. В первой игре я только наблюдал, а во второй уже на меня накинулись. Дрался очень много — у меня с этим проблем не было, хотя в первых играх и долетало до лица.

— Почему проблем не было?

— Я с девяти лет занимался боксом. Папа работал в охране президента, и я в зале тренировался с этой охраной. У меня и сейчас дома груша висит. Но я не тафгай, просто жесткий защитник, и если меня доставали — я отвечал.

— В драках на льду у вас какая статистика?

— Я не проиграл ни разу. В первой же драке мне сломали нос, но повезло, что я не упал — за спиной борт был. В игре с «Кингстоном» подрались с Крисом Нилом, тафгаем «Сенаторс». Ему не понравилось, как я его оттолкнул от ворот, и он налетел на меня. У них все быстро — в России пока потолкаются, пока разгуляются, а там перчатки скинул и понеслось. И вот, когда я в первый раз их скидывал, удара три пропустил. Потом смотрю: на меня еще двое налетели.

На следующий день — просмотр видео в раздевалке. Даже владелец команды пришел. Тренер мне: «Илья, выйди». Оказалось, на видео было видно — трое меня бьют, и никто из наших не заступается. Вроде как я русский новичок — и пусть меня бьют. Но тренер тогда сказал: «Русский или африканец — мы все одна семья».

— На жестокие приемы в играх нарывались?

— Помню, во время овертайма в одной из игр я прочитал чужую передачу, перехватил, убежал один в ноль и забил. Вижу: зрители вскочили, я прыгнул на стекло за воротами, разворачиваюсь, а мне один финский парень — прямо в лицо клюшкой, кроссчек. Выбил мне три зуба.

Через месяц играли с той же командой. Я выходил либо в первой паре защитников, либо во второй. Смотрю: меня вообще нет в списке. Спросил тренера: «Я что, не играю?» — «Выходи! Его номер 23, делай с ним, что хочешь». Мне советовали так же ударить этого финна клюшкой, но я во время игры просто схватил его и отмутузил. Таких же травм, как он мне, я ему не нанес, но по-мужски наказал.

— Как зубы ремонтировали?

— Два висело на десне, я думал вообще пипец: «Девятнадцать лет — двух передних зубов нет». Но мне попался чудо-доктор: ввернул десну, проскобировал и вложил цемент. Два зуба остались, еще два пришлось убрать — они были совсем разрушены. А вставлять новые зубы на штифтах нельзя — если шайба туда прилетит, разворотит еще сильнее. Вставлять зубы можно только после карьеры.

— Как развлекались в «Оттаве»?

— Там любили полный стакан какой-нибудь красящей жидкости ставить на дверь раздевалки и ждать всей командой — как кто-то зайдем и обольется. Я тоже раз попробовал — и так повезло, что вошел наш тренер. Потом он мне отомстил и поставил на дверь целое ведро. Мне однажды на визор скотч наклеили. Вылетел на лед — блин, не видно ничего.

Если кто-то заснул в автобусе или самолете, ему обязательно галстук отрежут. Сначала посмеются, а потом купят такой же. Макс Афиногенов рассказывал: у Житника в самолете «Баффало» ноги затекли, он ботинки снял. У него ботинки свистнули и он в носках шел по аэропорту до автобуса.

— Как в «Ошаве» отмечали окончание сезона? Выпивали?

— Так пить же там не разрешают до двадцати одного года, тренер следил за этим очень сильно. Никаких пирушек. В ночной клуб — нельзя. После Москвы в Ошаве было скучно: не хватало родителей, сестры, любимого ротвейлера.

— Они к вам иногда прилетали?

— Да, это прописывали в контракте: команда оплачивала двум членам семьи билеты туда/обратно и проживание. Когда я уже был в фарм-клубе «Оттавы», «Грэнд Рэпидс», меня вызвали на одну игру в «Сенаторс», и как раз в это время в Грэнд Рэпидс должны были прилететь мои родители. Это, кстати, огромный плюс — мне не пришлось никого упрашивать, сотрудники клуба сами поменяли моим родственникам билеты на другие даты. Мне сказали только съездить в аэропорт и встретить родителей.

— На чем там ездили?

— Купил недорогой «Додж Дайтона», но зимой проклял эту покупку — колеса огромные, заднеприводная, движок шесть литров, шипованная резина запрещена, потому что асфальт портит, и на светофорах были проблемы.

— Какой приезд родителей больше запомнился?

— В Грэнд Рэпидс я еще ни разу не выходил в стартовой пятерке, под фейерверк, под шум барабанов, под аплодисменты, а тут тренер объявил: «Поаплодируем Илье — он выходит в первой пятерке». А в Грэнд Рэпидс же дворец на двадцать две тысячи, всегда битком. И вот я выезжаю и объявляют: «На матче — мама и сестра Ильи Демидова». Я и так волнуюсь, потому что выйти в старте — большая ответственность, а тут еще и маму на экране показывают.

— В Грэнд Рэпидс драк было больше, чем в юниорской лиге?

— Да, однажды подрался с Далласом Икинсом, который недавно тренировал «Ойлерс». Он же бывший тафгай. Две минуты с ним дрались, менялись руками, то правой, то левой, я ему нос сломал, глаз у него заплыл, а я сломал мизинец на правой руке, но на адреналине этого не замечал. Зато я победил.

— Выбитые клюшкой зубы — самая тяжелая травма в вашей карьере?

— Когда играл за «Ригу», шайбой сломали лицевую кость. Играли открытый чемпионат Беларуси с «Неманом». Наши нападающие разобрали их нападающих, их защитника некому отдать и он двигается на меня. Он только пересек красную, а я еще не доехал до своей синей. Вдруг он решил вбросить щелчком. Я успел только глаз зажмурить. Меня как будто кувалдой огрело — такой звук: «пум-м-м». У меня — перелом лицевой кости, перебит троичный нерв, это тоже больно потому, что не чувствуешь пол-челюсти, жевать невозможно.

— Сознание потеряли?

— Нет. Кровь лилась и лилась, но врач на лавке залепил, зашил, зрители как зеваки на меня посмотрели — и я доиграл целый период. Голова, конечно, чугунная, мне обезболивающих вкололи. Повезли к белорусскому доктору. Тот говорит: «Троичный нерв — не страшно». Ну и пошли мы в автобус. Мне еще раз вкололи обезболивающее, потому что очень сильно пульсировало в лице. Наутро просыпаюсь — у меня весь рот в запекшейся крови. Прям отковыривать можно. И сам весь синий. Приехал во дворец, тренер Шуплер мне: «Илья, иди к доктору». В рижском госпитале сделали рентген: «Вы чего — у него же кость вмялась». Повезло, что, когда я высмаркивал кровь, у меня вправилась лицевая кость и не нужно было разрезать лицо и ставить кость на место.

— Из Америки вы приехали в «Крылья»?

— Вообще-то, я ехал в «Ладу». В Америке пришлось судиться с агентами, а тут позвонил Петр Ильич Воробьев: «Илюша, приезжай в Тольятти». Получилось, что Воробьев посреди сезона сорвал с места меня, вратаря Фаунтина и нападающего Гарнэ. Приехали в «Ладу»: американцев Воробьев отпустил ночевать домой, а меня запер на базе. Я привык к американскому стилю, где никого не держат на базе, я ж не буду пить всю ночь, а тут такое разное отношение — к иностранцам и ко мне. Потом Воробьев стал затренировывать: заставлял прыгать через барьеры в хоккейной форме. Прыгать так нужно было сто раз по семь-восемь серий — я там чуть с сердцем не расстался. Реально хотел убить этого Воробьева. Он еще ходил недовольный с задранным носом. Ворчал чего-то.

— Вы с ним общались один на один?

— Только один раз. Он общался только со своими друзьями в команде, а остальные — по боку. У него выдерживала только молодежь. В Канаде более научный подход, а у Воробьева главное — нагрузить.

— Какое еще упражнение Воробьева запомнилось?

— Мороз градусов двадцать. Пришел с тренировки весь потный, набегался. Воробьев говорит: «На улицу! Кросс с блином от штанги». Люди мокрые, пронизывающий ветер, а Воробьев считает, что мы недоработали на тренировке и надо бежать по морозу.

Два-три месяца в Тольятти пролетели как два дня. Проснулся, закинул в себя еду, отработал на автопилоте. Ни улыбок, ни удовольствия.

— Как родные отнеслись к вашим проблемам в «Ладе»?

— «Уехал из Америки от энхаэловского контракта к Петру Ильичу, а он опрокинул. Дурак ты». А вернуться в Америку не мог. Шел суд с агентом, я выкупил контракт ради Воробьева, но права на меня сохранялись у «Оттавы», и она в качестве наказания не отпускала меня в другие команды. Их можно понять — у них таких, как я, по сто человек в год, а я спрыгнул с американской волны.

— А в «Крыльях Советов» что?

— Там все время балаган какой-то был. То один менеджер украдет все деньги и сбежит, то второй. Первый раз меня в «Крылья» позвал Вячеслав Анисин: «У нас большие задачи. Будешь за нас играть?» Я сыграл сезон. Менеджер Хайретдинов то два месяца не платил, то больше. Я уехал в Ригу. А потом, в последний сезон перед приездом в Берлин, меня в «Крылья» позвал Алексей Касатонов, которому помогали Борис Миронов и Юра Кузнецов. Согласился прийти именно к этим уважаемым людям. А оказалось, что за финансы отвечали те же барыги, которые использовали команду для отмывания своих средств. Опять пошли невыплаты — три или четыре месяца. Когда мы стали устраивать забастовки и не выходить на тренировки, Касатонов сказал: «А я с вами». Касатонов — реально хороший мужик. К счастью, два месяца спустя я получили свои деньги, кроме премиальных, и т. п.тому что Касатонов поддушил, поддавил, а остальные ребята — кто-то получили свои деньги, кто-то нет.

— Каково играть, когда четыре месяца не платят?

— Перед одной игрой зашел менеджер «Крыльев» Александр Третьяк: «Ребята, если сейчас не выйдем, команду снимут и спонсоры не дадут денег». Получался порочный круг: не выйдем — спонсоры не дадут денег, выйдем — спонсоры все равно платить не будут. Я тогда очень сильно заболел, потому что пришлось играть в плей-офф с гриппом. Потом лечился два месяца и зарплату ждал. С ужасом вспоминаю «Крылья Советов».

— А еще вы в «Химике» играли.

— Да, там тоже смешно было. Только в Риге я почувствовал желание играть в хоккей. А в России было такое время, что везде какое-то кидалово.

— А в Риге что?

— Дом в Юрмале, машина спортивная, трехразовое питание, цивилизованный контракт. Даже когда ребенок маленький появился — мне няню дали. Я спросил: «Зачем?» Чтоб вы отдыхали после тренировок, могли поспать. Я отыграл в Риге пять лет — это было лучшее место для меня. В России пихали, кричали, Мареничев в Воскресенске уродом меня как-то назвал (в тот момент хотелось встать и втащить ему), а Юлиус Шуплер в Риге после моих ошибок все спокойно объяснял — хотелось слушать и впитывать.

— А в Берлин когда переехали?

— Шестой год пошел. Мы приехали с товарищем. Хотели в России открыть хоккейный клуб, но решили, что лучше здесь. Хотя это тоже оказалось сложно — здесь нельзя просто сказать: «Вот у нас деньги — хотим играть». Нужно еще получить лицензию — даже для участия в чемпионате Берлина. А там есть десять команд и одиннадцатая им не нужна, чтоб календарь не сбивался. Мы два года ждали, пока одна из команд не решила продать нам лицензию, потому что там владелец старенький, решил, что команда ему больше не нужна.

— Почему именно в Берлине вы стали делать команду?

— Здесь есть знакомые, которые помогают выделить землю под стадион. Сейчас главное задание на сезон — построить арену. У нас три команды — взрослая, юношеская и детская. Мы выводим нашу команду «Берлин Блюз» на уровень немецкой лиги DEL, но в будущем хотим в КХЛ.

— Насколько это реально?

— У нас есть два спонсора из России, хотя из-за санкций сейчас проблемы с переводом денег. Мы все равно держимся, набрали сильных игроков, в прошлом году выиграли низшую лигу, сейчас будем выходить из третьей. Спонсоры даже добавились.

— Трудно игроков набирать?

— Очень. Отпуск в июне потратил на переговоры — даже на пляже от телефона не отрывался. Я следую принципу — не делать в качестве менеджера того, что мне не нравилось в моей игровой карьере. С каждым из семи новых игроков надо обговорить все его условия, собрать на каждого по три папки документов, созвониться с его бывшим клубом, а там все в отпуске, никто не берет — короче, нервотрепки много, но стараемся расти.

Наша цель — КХЛ. По немецким меркам мы идем семимильными шагами — тут все рты открывают, как быстро мы прогрессируем. На профессиональном уровне мы существуем только третий год, но уже дошли до третьей лиги. Сейчас ведем переговоры с более крупными спонсорами — DEL им не очень интересна, им интересна именно КХЛ.

Фото: facebook.com/BerlinBlues, Ilya Demidov