«Фетисов сказал моему сыну: «Это президент России. Пожми ему руку»

Фото: Агентство ТАСС

В 22 Сергей Звягин уехал из ЦСКА в Америку, а в 34 дебютировал в сборной России на чемпионате мира. С начала года он тренирует вратарей в магнитогорском «Металлурге».

— Как в детстве вы попали в ЦСКА?

— Мой папа — болельщик «Динамо», туда мы и поехали записываться, но в «Динамо» принимали только ребят 1970 года рождения, а я 71-го. Я заплакал из-за того, что не смог попасть в «Динамо», а папа сказал: «Проедем до ЦСКА — может, там возьмут». Отец недели две с работы отпрашивался, чтоб привести меня на тренировку в ЦСКА. На льду было человек шестьдесят. Отец подошел к тренеру Бирюкову: «Как насчет моего сына?» — «Пусть проедет от борта до борта». Отец рассказывал: я ехал-ехал, а как только тренер отвернулся — упал. Так меня взяли в ЦСКА.

До десяти лет мы только учились кататься, а потом Александр Викторович Бирюков спросил: «Кто хочет в ворота?» — и вызвался я.

— Вы оказались в одной команде с Павлом Буре?

— Да, он по таланту был как будто с другой планеты и в основном тренировался со старшим возрастом, а потом поехал на молодежный чемпионат мира за 1969 год и стал там лучшим бомбардиром. Еще в нашей команде были Олег Петров, Егор Башкатов, Димка Мотков, а лет в двенадцать из Минска приехал Андрей Скабелка.

— С Башкатовым вы потом и в Америку вместе поехали?

— Так мы же лучшие друзья и росли с семи лет как братья. Егор жил на Белорусской, а я в Отрадном, но в детстве он у меня дома бывал чаще, чем у себя. А Олег Петров жил через дом — мы в одну школу ходили.

— Из-за чего в «Крыльях» вас называли Кошечкой?

— Это администратор Куликов придумал. Уже и не вспомню почему.

— Что из тех сезонов в «Крыльях» вспоминается?

— Я тогда был неопытный, характер еще не сложился, не хватало уверенности. Бывало, готовился изо всех сил к играм, а когда на собрании не называли мою фамилию в составе — облегченно выдыхал. Только в Америке переборол это.

Посреди моего первого сезона в «Крыльях» меня взяли на молодежный чемпионат мира в Саскачеван. Предпоследняя игра — с финнами. Обыгрываем — и чемпионы. Мы уступали 0:4, сравняли, вышли вперед, но за двенадцать секунд до конца мне забили. Ничья. Назавтра — Канада, последний матч. Нас устраивала ничья, счет был 2:2, но за десять минут до конца шайба от нашего же защитника Озолиньша залетела в мои ворота, мы проиграли и остались вторыми.

— Как отмечали Новый год на том чемпионате?

— Тогда — никак, на улице — минус тридцать пять, особо не погуляешь, а двумя годами раньше встретили Новый год на льду в Монреале. Приехали на турнир молодежных сборных, вышли играть со шведами в 12 часов по Москве и диктор объявил: «Поздравляем сборную СССР с Новым годом».

— Вы застали сезон, когда ЦСКА под именем Russian Penguins месяц участвовал в чемпионате ИХЛ.

— Да, из ЦСКА в Америку уехали Макс Михайловский с Сергеем Наумовым и меня позвали в пару к Хабибулину. Эмблема с пингвином у ЦСКА тогда была симпатичная — даже в McDonalds фотографии висели. Состав у Тихонова оказался такой, что я в двадцать два года был вторым по старшинству. Молодежная команда по сути — и мы объехали всю Америку, играя с опытными мужиками. Жизнь нас раскидала, из той команды я потом общался от силы с парой человек — с Яном Голубовским, например. А троих уже с нами нет — Жашкова, Зеленко, Осадчего.

— Почему уехали в Америку, в не самую сильную лигу?

— Одна из причин — молодость проходила, а хотелось играть. В «Крыльях» я только подменял Олега Браташа, в ЦСКА чаще выходил Коля Хабибулин.

Выступление за ЦСКА в ИХЛ стало импульсом к тому, чтобы уехать из России. После матча в Лас-Вегасе — мы проиграли, но было много бросков и в целом я сыграл неплохо — ко мне подошел агент и предложил продолжить карьеру в Америку, но — в роликовой лиге.

— Удивились?

— Я вообще никогда не слышал про хоккей на роликовым коньках. Сказал ему: «Вы совсем уже? Думаете, я только на роликах могу играть?» — «Нет. Просто оформим визу, приедешь летом в роликовую лигу, а там найдем тебе команду — в Америке это будет сделать проще, чем из России». Потом добавил, что платить будут 400 долларов в неделю, дадут машину и квартиру (в ЦСКА я получал 200 долларов в месяц), и это подействовало. Я подошел к Тихонову, его помощникам Михайлову и Кузькину. Услышал: «Можешь ехать».

— Зарплаты в ЦСКА разве не повысились из-за сотрудничества с «Питсбургом»?

— Самый высокооплачиваемый игрок ЦСКА получал 800 долларов. Не знаю, насколько это высоко по тем временам.

— Задержки были?

— Нет, у меня за всю карьеру только в «Динамо» был один раз, когда не платили полгода.

— Занимать приходилось?

— Да. После перехода из «Нефтехимика» в «Динамо» я покупал квартиру: контракт в Нижнекамске был маленький, и меня выручил Максим Сушинский, с которым мы жили в одной комнате. Он занял мне денег, которых не хватало для покупки, под честное слово генерального менеджера «Динамо», что через три дня я эти деньги получу — мы договорились, что часть зарплаты мне выдадут наперед. Когда время пришло, я услышал: «Займи еще у кого-нибудь». Через неделю — денег опять нет, через месяц — тоже. Получил их только через шесть месяцев. Было страшно неудобно перед Максом, но он уникальный человек — ни слова не говорил про долг.

— В «Детройт Фэлконс», куда вы приехали из ЦСКА, вашим конкурентом был Максим Михайловский. 

— Да, кроме Михайловского и Егора Башкатова, с которым я приехал, в «Детройте» было еще трое русских: Андрей Козлов, Стас Ткач, Антон Федоров — год получился бесшабашным, потому что из-за такого количества русскоговорящих выучить английский толком не удалось. Жили рядом с дворцом в одном квартирном комплексе. Интернета не было, поэтому постоянно звонили родным — я зарабатывал 425 долларов в неделю и 400 долларов в месяц тратил на телефон.

Во втором сезоне все русские разъехались, был только латыш Купакс. Тогда уже я познакомился со своей будущей женой Мишель, она меня и научила английскому.

— Как познакомились?

— На старте сезона за «Детройт» играл двоюродный брат Мишель. Однажды Мишель пришла с подругами на хоккей, а там правило — после игры хоккеисты должны прийти в бар и провести время с болельщиками. Я сидел в баре один, ко мне подошла девушка и произнесла матерное слово по-русски. Я опешил: «Ты знаешь, что это за слово?» — «Мои русские друзья сказали, что это слэнг». — «Ты так больше не делай». Потом подошла Мишель, подруга этой девушки. Посмеялись, познакомились, стали встречаться, а ровно через месяц меня обменяли в другую команду.

— Как вы общались после обмена?

— По телефону. Меня обменяли в самую дальнюю команду лиги, «Квад-Сити Маллардс» — семь часов на самолете. Я более-менее понимал по-английски, а говорить стеснялся, но естественно, когда познакомился с Мишель, стесняться было нечего, хотелось общаться и мы по десять часов сидели на телефоне. Она с русско-английским словарем, я с англо-русским. Читали их вперемежку. А через год я сказал Мишель по телефону: «Давай жениться». Не очень романтично, но это не самое главное. С Мишель мы вместе восемнадцать лет, у нас трое детей.

— Башкатов тоже женился на американке?

— Да, он женился на год раньше меня, но сейчас у него другая жена, русская, живут в Санкт-Петербурге, а Егор работает генеральным менеджером воронежского «Бурана».

— Почему в Штатах вас называли Доктором?

— Мою фамилию там произносили: «Живагин», созвучно с доктором Живаго. Экранизация Дэвида Лина — классика кинематографа, в Америке ее все знают и любят, так что даже перед матчами меня объявляли: в воротах — Сергей Доктор Живагин. А некоторые фанаты приходили в медицинских халатах.

— Дрались в американских лигах?

— Один раз. В Америке — чем ниже лига, тем грязнее игра. Люди жаждали крови. Помню, зашел в комнату, где обтачивают клюшки. А там наш капитан и его ассистент самыми грубыми напильниками трут новенькие блестящие шлемы. — «Вы что делаете?» — «Те, кто будут нас бить, раздерут кулаки». Играли потом в Тандер-Бэй. Там самая жесткая команда, у них всегда было по пять-шесть бойцов, в первую же мою игру там началась драка стенка на стенку, болельщики лезли на нашего тренера, а он кидал в них стульями.

Но первый раз я подрался не тогда, а в ИХЛ, где играл за «Сан-Антонио». Наш игрок упал у чужих ворот, сбил вратаря, тот его начал бить. Началась драка пять на пять, их вратарь был уже лишний, но все равно влез третьим в один из поединков и стал охаживать нашего игрока блином по голове. Ну, и я туда побежал, хотя тот вратарь был наголову выше меня. Смешно получилось: я сначала ловушку не мог снять, потому что она была слишком сильно затянута, потом сдуру подумал: «Раз он без маски, будет честно, если я тоже сниму». Снял, подлетел, с лету дал ему по башке, пока он очухался — еще раз дал. А потом он меня схватил, и я успевал только уворачиваться. Слава богу, он попал вскользь только один раз. Нас первых отвезли на скамейки штрафников. После игры жена бледная: «Ты что?! Я так испугалась».

— В «Витязе» были поводы подраться?

— «Витязь» даже вспоминать особо не хочется.

— Когда ваша жена впервые побывала в России?

— Через три месяца после знакомства закончился сезон в Америке, и мы вместе приехали в Москву.

— В Нижнекамск она тоже поехала?

— Да, за это ее в «Нефтехимике» называли декабристкой. У большинства ребят жены не приехали в Нижнекамск даже из Москвы и других российских регионов, а Мишель приехала из Детройта.

Решение переехать из Америки в «Нефтехимик» было непростым. Я знал, что в России многим не выплачивали обещанного, финансовая система была еще не выстроена, да и приглашали меня только на просмотр посреди сезона, но все-таки мы решили — если ехать, то вместе.

Когда Мишель попала в Нижнекамск впервые, нашему сыну было всего десять недель. Я договорился с клубом, что на первые два месяца нам предоставят еще одну квартиру — чтобы моя мама, отпросившаяся на это время с работы, приехала в Нижнекамск и помогла Мишель, которая была совершенно без русского. Тогда в Нижнекамске был только один магазин, куда можно заехать с продуктовой коляской и что-то выбрать, так что мама здорово помогала, и Мишель иногда выпадал шанс поспать. Я часто был в разъездах, много жил на базе, но тем не менее тот период в Нижнекамске очень сплотил нашу семью. Там много веселых ситуаций происходило.

— Например?

— Мы жили в доме спортсменов, одноподъездном многоэтажном доме. Наверху жили футболисты, а внизу — хоккеисты. Чем выше ты жил, тем меньше было шансов, что будет горячая вода. А если горячая вода шла, то нужно было ждать минут десять, пока сойдет ржавчина и вода станет более-менее прозрачной. Один раз мама прибежала к жене: «Горячая вода есть! Беги сначала ты, а я пока за ребенком посмотрю». В итоге жена приняла душ, а когда туда пришла мама — горячей воды уже не было. Пришлось в чайничке нагревать.

Еще был случай с водой. Когда мы уже жили в другой квартире, жена красила дома волосы перед ужином в честь окончания сезона. Пришло время смывать — горячей воды нет. Звоним друзьям — у них тоже нет. В другой район Нижнекамска звоним — нет. Я позвонил во дворец — там есть вода! Была ранняя весна, холодно, жена то ли в шубе, то ли в куртке, с пакетиком на голове села в такси, доехали до дворца, зашли в командную раздевалку — и там жена смывала краску, а я сторожил у двери, чтоб никто не вошел.

— В такие минуты не жалели, что вернулись из Америки?

— Нет. В свой лучший хоккей я играл именно в «Нефтехимике» и получал там больше всего удовольствия. Когда я летел в Россию, настраивал себя: негатив — это мелочи, главное, что я буду развиваться как хоккеист. На бытовые трудности мы с женой смотрели легко.

— Кто из иностранных игроков «Нефтехимика» больше всего запомнился?

— Когда я пришел, основным вратарем был Пэррис Даффус — я сначала даже не поверил, что он хоккеист. С животиком, все время небритый, в очочках. У него и стиль был нескладный, но ловил все что нужно. Особо звездных игроков в «Нефтехимик» не приезжало, но мы и без них пробились в плей-офф в локаутный сезон. Помню только, что один раз в Нижнекамск приехал нападающий Кэмпбелл. В одном из американских сезонов он забросил 20 шайб, а к нам прибыл с настроением: «Я тут в каждой игре по три буду валить». Через две-три недели его уже не было в команде, потому что просто не подходил по уровню.

Еще при работе с иностранцами мне отводили не очень приятную роль — я был с английским, и, когда иностранным игрокам нужно было сказать, что они не нужны и могут ехать домой, они слышали это из моих уст. Отчисляемого игрока и меня вызывали к генеральному менеджеру Шавалееву — он говорил, а я переводил.

— Владимир Крикунов рассказывал: «Серега Звягин в Нижнекамске детдомовских ребят приглашал на хоккей, проезд им оплачивал. Билеты покупал за свои деньги, как-то поддерживал. Перебрался за мной следом в московское «Динамо» — так и здесь детдом нашел, стал помогать».

— Я не особо люблю про это говорить. Это в наших с женой сердцах. Мы много этим занимаемся, а в Нижнекамске просто нашли детдом, проводили там время, завозили подарки, покупали детям сезонные билеты. Это важное для нас дело.

— Вызов в сборную на ЧМ-2008 после травм Варламова и Еременко вас сильно шокировал? Вы же тогда в отпуске были.

— Да, в отпуске, но на время звонка Вячеслава Аркадьевича Быкова я уже знал ситуацию с вратарями. Не то чтобы я готовился к этому, но знал, что как вариант мое приглашение может рассматриваться. Тогда в сборную не очень охотно ехали, нужно было создать какие-то условия, сделать страховку, не все приезжали, но, когда Быков позвонил и попросил помочь, я просто ответил: «О чем разговор? Скажите, когда и где мне нужно быть». Тем более я прочитал, что с нашей сборной уже канадец какой-то тренируется — это совсем уж непорядок.

— У вас, кажется, даже формы при себе не было.

— Она оставалась в России, я заказал другую на новый сезон, но ее не успели подготовить. Благо, что у меня есть друг в экипировочной компании. Я ему позвонил — мы пересеклись по пути в аэропорт, он передал мне амуницию, но я еще заранее попросил менеджера сборной Тузика, чтобы Варламов, улетавший к докторам в Вашингтон, не забирал форму с собой. В итоге на тренировку надел всего понемногу — что-то новое от друга, что-то от Варламова.

— Еще писали, что ваша жена была в отъезде и вы — на момент вызова в сборную — сидели в Детройте с ребенком.

— Да, его я пристроил к друзьям. Потом жена с сыном приезжали на полуфинал и финал. Быков после победы над Канадой подошел к ним, поблагодарил жену и пригласил их с сыном слетать в Москву — на встречу с президентом.

— Интересной вышла встреча?

— Получилось спонтанно, но здорово. Медведева тогда только выбрали, инаугурация проходила во время чемпионата мира. Путина на момент нашего возвращения в стране не было. Сначала нас обалденно встретили в Шереметьеве, хотя до этого был долгий праздничный полет. Погрузили вещи в автобус и увезли на базу. Мы сели в другой автобус. Мутко и Фетисов — с нами. Фетисов был на телефоне и по пути объявил нам, что едем сразу в Кремль, потому что именно сейчас президент готов нас встретить. Всех это немного шокировало: кто в тапочках, кто в шортах, кто в тренировочных штанах. Чтобы мы смотрелись более-менее цивильно, всем выдали игровые майки. Надели их поверх одежды и так встретились с президентом.

На встрече тоже был смешной момент. После официальной части принесли шампанское, стали общаться с президентом в тесном кругу. Но я не считал, что сделал такой уж большой вклад в победу на чемпионате мира, поэтому держался с женой и шестилетним сыном чуть в сторонке. Медведев увидел моего сына (он там был единственным ребенком), подошел: «Кто это у нас тут?» — и протянул руку. А сын не говорил по-русски. Подошел Фетисов: «Ты знаешь, кто это? Это президент России. Пожми ему руку». Я объяснил: «Он по-русски не говорит». Медведев стал говорить с сыном по-английски, но сын держал руку за спиной. Стеснялся. А Медведев стоял и секунд тридцать держал протянутую руку. Мишель сказала сыну что-то на ухо, и только тогда он пожал руку Медведеву.

Сразу после этого сын попросился в туалет. Ассистент президента проводила нас, я говорю сыну: «Когда-нибудь ты поймешь, что сейчас было — ты пожал руку президенту России». Он мне: «А мама мне две игры PlayStation пообещала».