«Фергюсон бил Бекхэма бутсой». Как крымский тренер работал в Шотландии

Коробочка (Фото: ФК "Таврия")

Анатолий Коробочка родился в Симферополе, играл в Восточной Германии, работал в ЦСКА и «Спартаке-Чукотка», в середине нулевых внезапно оказался в шотландском «Хартсе», принадлежавшем одиозному бизнесмену Владимиру Романову, а в четверг рассказал мне обо всем этом в своем кабинете на Петровско-Разумовской аллее.

— Как вы познакомились с тогдашним владельцем «Хартса» Владимиром Романовым?

— А не было знакомства: Романов — своеобразный человек. В 2006-м я работал в «Реутово», однажды жена говорит: «Тебя к телефону». — «Попроси перезвонить. Я по мобильному говорю». А Романов ей: «Не-не, я подожду». Это миллиардер-то! Я подошел к телефону. Оттуда:

— Привет. Как дела? Как у тебя со временем? Поехали работать в Шотландию главным тренером.

— А вас как зовут?

— Володя.

— Я так не могу. Скажите отчество.

— Владимир Николаевич.

— Может, сначала встретимся, познакомимся поближе — раз вы меня главным тренером зовете.

— Да я все про тебя знаю. Ты мне нужен.

Все-таки встретились через три дня.

— Вылетай хоть завтра. Я снимаю Вальдаса Иванаускаса. Он мне не нравится.

А «Хартс» на втором месте шел, метил в Лигу чемпионов. Говорю:

— Мне же виза нужна.

— А-а, ты ж бракованный.

— В смысле?

— Ну, раз британской визы нет. Вот телефон — тебе все сделают. Потом прилетай на сборы в Ниццу, в двенадцать часов отплываем на яхте из Монако.

Полетел в Ниццу с сыном Владимира Романова — Романом. Приземлились. В аэропорту — Владимир Романов с Эдуардом Малофеевым и журналистами: «Чего вы опаздываете? — крикнул он нам. — Яхта уже отплыла».

Подбежали какие-то люди, схватили наши чемоданы. Повезли нас куда-то вглубь аэродрома. Голое поле. Спускаются два вертолета. Летим над Средиземным морем. Подумал: «Ну, хоть что-то в жизни увидел». Сели на причале. Подплыли два маленьких кораблика — оттуда выскочили малайцы, загрузили наши вещи и мы выдвинулись в море. Добрались до яхты, где уже была вся команда.

Яхта — шикарная. Солидный капитан в выглаженной форме. Нас встретил Вальдас Иванаускас и пригласил на обед. Романов скомандовал: «Эдик Малофеев, садись справа — ты у меня правая рука. Вальдас, ты иди к команде — молодой еще. А ты, Толя, садись слева».

Вдруг Романов оглянулся по сторонам: «А где мой телефон?» Оказалось, пиджак с телефоном, кредитками и паспортами он оставил в лодке, которая доставляла нас на яхту. Яхту остановили, и, пока мы минут сорок кушали, сотрудники Романова спустились на лодке в море, вернулись за пиджаком и повесили его Романову на стул. Он, даже не оборачиваясь, как ни в чем не бывало, достал телефон из внутреннего кармана и начал болтать.

Нас развели по каютам, а я думаю: «Позвали в футбольную команду, а мы на яхте плывем. Где ж мы будем тренироваться?» Спросил Малофеева. Он: «Толь, тебя кормят, поят, ты плыви и радуйся»

— И где тренировались?

— Через несколько часов вся команда расселась в двух корабликах и поплыла к берегу. Пришвартовались у какого-то французского города. Сели в автобус, через десять минут — шикарный стадион. Полтора часа тренировка. Вальдас проводит, мы с Малофеевым наблюдаем. Потом обратно на яхту — ужинать. Я так и не понял, в каком городе мы тренировались. Назавтра мы были уже в новом месте. И так — каждый день. За такой сбор Романов заплатил €250 тыс.

— Широко.

— На третий день Романов говорит: «Слушай, а ты ж немецкий только знаешь?» — «Да», — отвечаю. — «А чего ты будешь здесь делать? Давай так — собирайся и через недельку езжай домой. Ты, оказывается, здесь не нужен».

Беспардонно! Сдернул меня из Москвы, а тут говорит такое. Но там была сложная ситуация — этот морской сбор заканчивался седьмого числа, а следующий, в Австрии, начинался двенадцатого. У Малофеева оказалась виза с однократным въездом в Евросоюз, а ему между двумя сборами позарез нужно было вернуться в Москву. Он пошел жаловаться Романову, тот: «Эдик, все уладим». Смотрю: звонят куда-то, но ничего решить не могут. Подхожу к Романову: «У меня кончились деньги на телефоне. Дайте мне трубку на полчаса и я решу все вопросы с визой Малофеева». Они еще полчаса пытались разрулить сами — безуспешно. Тут Романов кричит Иванаускасу: «Вальдас, у тебя два телефона? Один отдай Толе». — «Как это?» — «Я сказал — отдай!»

Я взял телефон, позвонил друзьям, уладил все вопросы и говорю: «Во вторник Малофеев сможет вылететь из Москвы в Австрию». Романов, увидев это, подарил мне телефон Иванаускаса. «А зачем он мне? — спрашиваю. — Я ж в Москву возвращаюсь». Романов: «В понедельник встретишь команду в Австрии. Проверишь гостиницу и поле и доложишь мне».

— А вы?

— Говорю Романову: «Либо я работаю, либо нет. Если вернусь, меня еще, может, в «Реутов» обратно возьмут». Романов: «Нет, ты мне нужен». Я приехал в Австрию (это было в 2006 году — во время немецкого ЧМ), через два-три дня звонок от Романова: «Кто там свободный? У меня два билета в VIP на ближайшую игру, а я один — пусть прилетит кто-нибудь в Мюнхен». А как лететь? Футбол через три часа начинается. Романов: «А что? Не успеете?» — «Да тут только до Линца полтора часа ехать». — «Тогда заезжайте за мной завтра утром в гостиницу — не хочу лететь, лучше на машине на сбор в Австрию приеду».

Вальдас подходит: «Толь, поедешь?» — «Тогда давайте хорошую машину». Приезжаю к утру в Мюнхен. Романов завтракает:

— А ты чего здесь?

— Вы же просили забрать вас.

— А чего ты вчера на футбол не приехал?

— Не успевал.

— А водитель где?

— Я сам за рулем.

— Ты?! Ну, поехали.

Наша дорога на сбор в Австрию (в пять часов вечера у «Хартса» начиналась товарищеская игра) — самое страшное время. Он постоянно говорил мне, куда поворачивать, учил чему-то, подсказывал.

— Вы ездили тут раньше? — спрашиваю.

— Никогда.

— А откуда знаете, как ехать?

— Да ты неправильно едешь. Ты опоздаешь. Вон рожь растет.

И так всю дорогу. Романов — уникальный человек. Какая, думаю, рожь?

— Мы опаздываем! — продолжал Романов. — Ты обещал за четыре часа доехать, а мы еще в деревне какой-то. Вон тоже футболисты какие-то бегают.

— Так это ж ваша команда. Мы приехали.

— Как?! Ой.

Владимир Романов. Фото ТАСС

— Забавно.

— Еще был случай. Сели ужинать в гостинице, в которой команда жила на сборе. Романов мне: «Толь, батарейки разрядились. Сбегай в мой номер за новыми». Я поднялся. В номере — распушистая пачка евро и батарейки рядом. Я улыбнулся, взял батарейки, отнес Романову. Поужинали, разошлись. Через пятнадцать минут в мой номер влетает радостный Романов. Видимо, я прошел проверку. Он прошелся по моему номеру: «Ни хрена себе у тебя условия. Президентский номер!» — «Мы ж раньше вас сюда заехали. Перепутали, наверное. Я седой и вы седой.  Давайте поменяемся».  — «Да не, живи».

— Чем еще Романов удивлял?

— На том же сборе подходит: «Толь, мне нужно озеро найти — чтоб тихо, спокойно. Чтоб отключиться на два-три часа». Я нашел озеро в семи километрах от отеля — покошенная трава, скала метров сто пятьдесят. Привел туда Романова в 5:30 утра. Птички еще не поют. Что-то сказал ему, он: «Да закрой ты рот. Ты послушай — этого ж нигде не услышишь». — «Чего?» — «Тишины!» Прошло пятнадцать минут, запищали птички, люди появились. Романов — мне: «Теперь можешь говорить. Ты нашел мне место, которое я искал. Я уезжаю из отеля команды — буду здесь».

Потом говорит: «Закажи машину на четыре утра». Подхожу к хозяину дома, куда переехал Романов, договариваюсь с ним, что он даст машину, беру ключи и иду спать. Без пятнадцати четыре подходит Романов: «Поехали». Куда — понятия не имею. У Романова привычка — недоговаривать. Выходим на улицу — нет машины. Украли? Бужу хозяина, он: «Да тут сто лет никто ничего не воровал». А Романов злится на меня: «Ты мне все испортил!» Оказалось, отец хозяина дома, старый дедушка, увидел, что машина стоит у входа и ночью загнал ее в гараж. Сели в машину.

— Куда едем? — спрашиваю Романова.

— Туда, где рожь!

— Какая рожь?

— Ты что, не помнишь? Мы ехали четыре дня назад, и я тебе сказал: «Вон рожь».

— Так это под Мюнхеном было.

— Ищи.

Поехали, и на мое счастье — нашли эту рожь. Рассвет, людей нет. Романов разделся до трусов, взял нож и побежал в рожь, стал резать ее. Сложил венок. Обвился этой рожью. Кричит мне: «Ты счастливый человек. А мог бы улететь тогда в Москву!» Поехали назад — в деревню, в которой он жил.

— Ох. Прям как рассказ Шукшина.

— А после сбора Романов говорит: «Увольняю Иванаускаса. Ты — главный тренер». — «Подождите! Я занимаюсь черт знает чем, а не футболом». Уговорил его сделать тренером Малофеева, а не меня, но потом он все-таки заставил меня полгода потренировать. Романов сказал: «Надо мной уже смеются. Четвертого тренера меняю».

— Как ваша тренерская карьера в Шотландии складывалась?

— Рубеж был в товарищеской игре против «Барселоны» с Роналдиньо в составе. 60 тысяч зрителей. Романов захотел выйти и поиграть. Я его не выпустил: «Вы б предупредили заранее, подготовились бы. Это ж игра под эгидой УЕФА. Засмеют». Он мне: «Ты не тренер!»

Романову нравилось руководить футбольным клубом, нравилось принимать решения, но ему нашептали: «Коробочка все делает по-своему, вас не слушает». Мы разошлись, а сейчас дружим. Романова убрали из «Хартса» — клуб содержат болельщики. У него бизнес в Москве. Интерпол объявил его в международный розыск, хотели его выудить из Москвы, а Путин сказал: «Русских людей Интерполу не выдаем». Романов же полез в Литве в президенты, на него наехали, отобрали банк. Он получил паспорт РФ, живет здесь, две внучки у него, сын работает у Потанина.

— Где вы жили в Эдинбурге?

— Четырехкомнатная квартира — недалеко от стадиона. Нам с Малофеевым вынесли ключи от квартиры и машины: «Живите, как хотите». Малофеев забеспокоился: «Как ты с правым рулем поедешь?» — «Да ладно». Каждые полгода давали новую машину. Поначалу и бензин с телефоном были для нас бесплатными.

— Что вас больше всего восхитило в Шотландии?

— Болельщики! Идешь на стадион — мурашки. Возьмите «Рейнджерс» — их выбросили в четвертую лигу. Народ сказал: это наша команда, какая бы она ни была, 60 тысяч будут ходить и платить, и не надо снижать цены на билеты. Это любовь.

Я всегда удивлялся — зачем они назначают матчи на двенадцать часов дня. Оказалось, алкоголь начинают продавать с двенадцати. Ты не можешь напиться до игры — только после.

В 2007 году Серега Шавло попросил меня просмотреть «Селтик» перед их игрой со «Спартаком» в ЛЧ. Я поехал на игру с «Хибс». К стадиону валит толпа болельщиков — болельщики «Селтик» и «Хибс» одних цветов, они дружат, идут и пьют пиво вместе (игра была вечерняя), шатаются и пьют. Перед ними — ровно один полицейский, около него — линия. И вся эта пьяная толпа дисциплинированно оставляет бутылки у этой линии и идет на стадион. Это традиции.

Другая традиция — во время игры ты можешь ругаться или даже драться с тренером соперников, но после игры, когда вы дали интервью, вы встречаетесь в специальной комнате, общаетесь и пьете чай, кофе или красное вино. 

— Самая неожиданная встреча в Шотландии?

— Стоим как-то на трибуне с Эдуардом Малофеевым, Подходит молодой русский парень, Костя Корнаков, просит автограф. Оказалось, знает шесть языков. Жил в Санкт-Петербурге. Родители развелись: мама, испанка, с одним из сыновей уехала в Испанию, а отец поехал преподавать в Англию — и Константин с ним. Костя поразил меня своим аналитическим складом ума. Романов предлагал взять одного футболиста, а Костя встрял: «У него был сложный перелом». В итоге Костя несколько лет работал моим ассистентом в «Хартсе». Сейчас он живет в Эдинбурге.

А еще я познакомился в Шотландии с Алексом Фергюсоном! Он приезжал на семинары для шотландских тренеров, читал лекции. А тренеры шотландской лиги — это 11 учеников Фергюсона, которые прошли через его руки, играли или учились у него, и двенадцатый — я. Жили мы в номерах, где останавливалась G-8 во время саммита. Меня потряс патриотизм Фергюсона — мы стояли на трибуне перед матчем Шотландия — Украина и во время шотландского гимна у него выступили слезы.

За ужином Фергюсон заказал бутылку самого дорого вина — он любит красное. Подсел ко мне. Костя помогал с переводом. Фергюсон признался, что читает Достоевского, а я подумал, что так толком ни одной книжки и не дочитал. Спросил его: «В России одни верят, что вы бросили в Бекхэма бутсой, другие — нет. Как было на самом деле?» — «Я не бросал в Бекхэма бутсой. Я бил его ей. Бекхэм — хороший мальчик, но жена его подпортила».

После ужина Фергюсон объявил: «Идем в ночной бар!» Там все расслабились, и ученики Фергюсона стали мне рассказывать истории про него — тех времен, когда он тренировал «Абердин».

— Что за истории?

— Фергюсон начинает тренировку «Абердина» — половина команды жалуется на боли в голеностопе. Он говорит: «Те, у кого болит голеностоп — встречаемся в восемь вечера на берегу моря. Приходите со спортивной формой». Северное море, Абердин, вечер, дует страшно, темнота. Фергюсон — игрокам: «Раздевайтесь и идите в море». Все зашли по пояс. «Теперь обратно!» И так пять-шесть раз. Потом объявляет: «Кто больной — встречаемся завтра здесь же в это же время». — «А больных больше нету!» — крикнули игроки.

А один раз Фергюсон пошел в театр в Абердине. А его игроки в это время заквасили. После спектакля Фергюсон едет домой на такси, и таксисту передают по рации: «Срочно подъезжай, тут четыре пьяных футболиста. Надо их срочно развести по домам». Фергюсон — таксисту: «Стоп. Дай мне фуражку. Я сам поеду». И Фергюсон в форме таксиста поехал за своими игроками.

— Потом с Фергюсоном еще встречались?

— В конце того вечера Фергюсон мне сказал: «Если будете в Манчестере, вы обязаны мне позвонить». Когда год спустя «Динамо» Киев играло с «МЮ», мы с Костей приехали на машине из Эдинбурга, секретарша Фергюсона вынесла нам два билета и сказала: «Он просил, чтоб вы дождались его после игры». Мы сидели в ложе для почетных гостей, рядом — Бобби Чарльтон, а футболисты, не попавшие в заявку, сидели не на первых рядах, а наверху, поближе к народу — чтоб болельщикам было удобно брать автографы. После игры Фергюсон разлил друзьям вина, представил меня им: «Это мой друг из России». Я подумал: «Е-мое, кто я такой в России, а здесь — такое уважение».

Для сравнения — приехал на игру ЦСКА в Лондон, когда они с «Арсеналом» 0:0 сыграли. Пришел пообщаться, все-таки я сам армеец — а Валера Газзаев два пальца мне сунул в качестве рукопожатия и высокомерно ушел. А Фергюсон — с такой открытой душой отнесся к человеку, которого видел один раз год назад. От вина я, правда, отказался — сказал, что мне еще ехать в Эдинбург. Фергюсон: «В зоне Манчестера можешь сказать, что был в гостях у Фергюсона и выпил бокал вина — ничего страшного. Я слышал, что в России можно выпить за рулем».

А в 2009-м «МЮ» приехал в Москву на игру с ЦСКА. Звонит Костя: «Фергюсон хотел бы с тобой пообщаться. Уделишь ему час-два?» — «Да ты что!» Я тогда в Ярославле работал, но все бросил и поехал. В гостинице увидел Канчельскиса, он сел в лифт и поехал к Фергюсону. Мы тогда с Андреем и познакомились — потом Фергюсон позвал нас пообедать со всей командой.

— Читал, что в детстве вас благословил на занятие футболом Валентин Бубукин.

— В начале семидесятых Бубукин работал тренером «Таврии» и зашел на игру нашей юношеской команды. Я тогда забил, и после игры Валентин Борисович положил мне ладонь на голову и сказал остальным: «Играйте, как это пацан. У него не получается, но он горит. Нужно желание, а мастерство придет».

Прошло время — 1979 год, Бубукин помогает в ЦСКА Шапошникову. Говорю ему: «Помните, как в Симферополе меня хвалили?» Он: «Вот видишь — я тебя благословил, футболистом тебя сделал». Когда собираемся в его день рождения на Ваганьковском кладбище, вспоминаем все его шутки.

— Например?

— Бубукин как-то сказал: «Я всегда боялся, что в пятьдесят лет женщина мне откажет, а в шестьдесят — согласится». Прошло десять лет. Он опять говорит: «Я всегда боялся, что в шестьдесят женщина мне откажет, а в семьдесят — согласится».

— Как вы переходили из «Таврии» в ЦСКА?

— Я скрывался четыре года, СКА Одесса ловила меня после игры и сажала в автобус, но я сбегал, а потом меня фиктивно устроили сельским учителем — это освобождало от призыва. 25 октября 1977 года моя «Таврия» играла с московским «Спартаком». Ко мне в номер на четвертом этаже гостиницы «Аэрополис» постучались три полковника в папахах. Отвели в кабинет начальника ЦСКА Покусаева. Он спросил:

— Я слышал, ты институт окончил и работаешь учителем.

— Да.

— Как же так — в школе уроки, а ты в Москве?

— Отпросился. Отыграю и вернусь.

— Я тебе лучше место найду, — сказал Покусаев. — В военной части на Дальнем Востоке нужен инструктор по физкультуре для солдат.

Мне 22 года, «Таврия» идет на третьем месте, я лучший бомбардир команды. Спрашиваю начальника ЦСКА:

— А поближе нигде работы нет?

— Но ты же в ЦСКА не хочешь.

— Работать с Всеволодом Бобровым? Да я с удовольствием.

Покусаев вскипел и крикнул своим:

— Чего вы мне его привели? Он и сам хочет за ЦСКА играть. Пусть приезжает сюда 25 декабря.

Я отыграл за «Таврию» еще две игры,  прибыл в Москву — но не 25-го, а 26 декабря. Опоздал из-за того, что был в двадцатидневном турне с «Таврией» — Сейшелы, Маврикий, Танзания. Опоздал в Москву на день — на меня как накинулись: «Дайте ему устав Вооруженных Сил — пусть учит». Я сидел в дубленке, не ел, читал устав до пяти утра. Зашел Всеволод Бобров: «Оставь эту книгу, поехали на сбор».

— Чем запомнилось экзотическое турне с «Таврией»?

— На Мадагаскаре выиграли три матча подряд. Выходим на четвертую: пекло, под 50 градусов, а вместо игры — какое-то чествование на час. Мы жаримся под солнцем, а наши соперники — в раздевалке. Наконец, началась игра — а мы как в тумане, проиграли 1:5. Поиздевались над нами. Потом еще на какую-то африканскую свадьбу нас повели.

— Вы скрывались от СКА Одессы, но потом там все-таки играли. Почему ушли из ЦСКА?

— Интересный был случай. В 1980 я купил машину — назанимал денег у ребят из ЦСКА: у Тарханова, Швецова, Аджема. Раньше-то как: купил машину, перепродал, две-три тысячи заработал — купил мебель.

Взял машину, а ее через три месяца украли. Что делать? Ребята, давшие деньги, — мои друзья, но возвращать-то все равно надо. Появились ребята из Одессы, позвали в СКА, дали мне машину. Я согласился, рассчитался с долгами, а когда собирал вещи в Москве — нашлась и первая машина.

— Где?

— В Риге. Воры ее туда перепродали. Приехал в рижское отделение милиции. Мне говорят:

— Подожди. Не до твоей машины.

— Ребят, давайте быстро все сделаем. Сколько вас в отделе?

— Четверо.

— Десять бутылок водки хватит?

— Поехали!

Съездили за моей машиной, и я вернулся в Москву. Получилось, сменил ЦСКА и СКА, и остался с двумя машинами. Пробовал отыграть все назад, но председатель спорткомитета сказал: «Толь, я второй раз просить министра о твоем переводе не пойду».

— Как в Германии оказались?

— Помог Сергей Иосифович Шаповников, мой тренер в «Таврии» и ЦСКА. (Мы сейчас соседи по дачи. Ему девяносто три года. Недавно он, правда, упал, поломал шейку бедра).

— Сколько прожили в Германии?

— Семь лет — в бараках в Олимпийской деревне 1936 года. Самое беззаботное время в моей жизни — семь километров от Западного Берлина, семья рядом, хорошее поле. В команде: Аджем, Чесноков, Радаев, Чанов, Петраков, Шелест, братья Букиевские. Мы проводили товарищеские матчи, а заодно бегали во второй и третьей лигах ГДР — доплачивали там в два раза больше, чем мы получали официально. Единственное — мы просили поменьше писать про наши игры за профессиональные команды, чтоб наши военные не узнали. Они, правда, все равно узнали, когда мне дали медаль Артура Беккера, высшую награду союза молодежи ГДР, но я выкрутился: сказал, что мы бесплатно играем за немецкие команды, помогая сближению народов ГДР и СССР.

— Удалось в восьмидесятые побывать в Западном Берлине?

— В 1988-м. Приехали русские друзья на мерседесе: «Поехали в Западный Берлин!» А я вышел к ним в шортах и тапочках: «Как же я поеду?» — «Не бойся, нас никто не проверяет». Рядом стояла жена Радаева, ее тоже позвали с собой. Приехали в Западный Берлин, купили мне джинсы, рубашку. Паспорта и правда не проверяли, ни на въезде, ни на выезде — между двумя Германиями уже началось потепление. Вернулся ночью домой. Жена смотрит на меня в новой одежде: «Ты где был?» — «Не поверишь».

— Много приобрели друзей в Германии?

— Когда играл за «Шталь» Тале, их президентом был Тео Любау, три года просидевший в плену в Москве и строивший Ленинградский проспект. Сказал ему: «А я живу там в Москве!» — «О, значит, я для тебя дом строил». Тео рассказывал: «Мне было семнадцать, когда меня призвали в гитлерюгенд. Через два месяца я попал в плен. Всего через несколько месяцев после войны русские стали приглашать нас в гости, кормить. Я не чувствовал себя врагом для них. К работе в плену относился с пониманием — мы разбомбили, нам и строить заново».

Потом в «Штали» сменился тренер. Пришел Уле Шульце и сказал: «Не хочу видеть русских в команде!» Президент передал мне эти слова, я ему: «Хорошо, найду себе другую команду». — «Не надо, я тебя заявлю, а тренер поменяет мнение». Тео уговорит тренера взять нас с Валерой Даниленко хотя бы в запас. Игра под Лейпцигом. Сидим на лавке, минут за пятнадцать до конца «Шталь» проигрывает 0:1. Меня выпускают. Минут за пять до конца я отдаю передачу и мы сравниваем. В раздевалке Шульце подходит ко мне: «А Даниленко играет так же, как и ты?» — «Даже лучше». Тренер подходит к одному из своих мальчиков, снимает с него майку с десятым номером и дает мне: «Она твоя навсегда. Я в вас ошибся. Извиняюсь». Уле Шульце дружит со мной до сегодняшнего дня. И я бываю у него в Германии, и он — в Москве.

А Тео Любау проникся ко мне настолько, что перед моим возвращением в Москву, сказал: «Толя, если будешь рядом, а меня не будет дома — запомни, где лежит ключ». Году в 1992-м мы были на сборах в Голландии с садыринским ЦСКА. Я ехал на машине из Дюссельдорфа, подустал, решил: «Заеду к Тео». Приехал — дома никого, я пошел во флигелек, нашел в дровах ключ, открыл дверь. Покушал яблок, выспался, выхожу утром, а метрах в семи стоит немец и смотрит. Поздоровался. Он мне: «Ты кто? Коробочка? Тео предупреждал, что ты можешь приехать». Принес мне поднос со свежими булочками и кофе.

Прошло еще года два-три. Я опять путешествую на машине по Европе. Заехал в Вернигероде, где мы играли с Петраковым и Шелестом, — красивейший старинный городок. Встретился с приятелем, он спросил:

— Куда едешь?

— К Тео.

— Ты не знаешь? Он умер недавно.

Взял цветы, поехал на кладбище. Стою там, вдруг мне рука на плечо — бах. Поворачиваюсь — пастор:

— Ты Анатолий?

— Да.

— Он говорил, что ты приедешь.

У меня — слезы. Вернулся на кладбище через пять лет — могилы нет. Дочь перезахоронила Тео в Берлине.

Недавно ко мне приехали еще два немца — один мой друг, бывший футболист, четыре игры за сборную ГДР, а другой — очень крупный предприниматель: «Толя, покажи нам Крым. Закажи хорошую гостиницу, все оплатим». На четвертый день едем из Севастополя по шикарной Ялтинской трассе, и немецкий бизнесмен говорит: «А где военные? Где люди с автоматами? И татар тут не обижают». Я их специально возил к крымским татарам: спрашивайте их, как им тут живется. У немцев полностью изменилось представление о Крыме. Оставил их на день в Ялте, стал искать — на причале мне сказали, что они поплыли на пароходе на Ласточкино гнездо. Настолько им интересно. Эти немцы хотят делать бизнес в Крыму, тот, что бизнесмен, говорит: «Санкции? Плевать. У меня есть паспорта Гонконга и ЮАР».

— В 1991 вы вернулись в ЦСКА. Как вышло, что в Лиге чемпионов-1992 команда проводила домашние матчи в Германии?

— Сначала была уникальная победа над «Барселоной» в отборочном раунде. 104 тысячи расходились после матча с «Камп Ноу» в такой тишине, что муху было слышно. Только мы в випе кричали, не осознавая, что произошло. Зашли в раздевалку, Бушманов спрашивает: «Мы что, правда выиграли?» Перед игрой Христо Стоичков говорил Корнееву: «Сейчас набросаем вашим». Двадцать минут мы из своей штрафной не выходили. А потом — чудо.

А со стадионами вышло так — нам сказали, что в «Лужниках» не хватает света, а играть надо поздно. В итоге на жеребьевку группового турнира приехала «Барселона» — уверенная, что нас не допустят из-за проблем со стадионом. Наших на жеребьевке — никого: такой бардак в стране, что не до этого. Каменный век: даже банковского счета нет, не знали, как перевести деньги. Я уговорил тогдашнего шефа ЦСКА Мурашко написать бумагу, что мы делегируем наши полномочия моему немецкому другу Дитеру Фитцу. На совещании в УЕФА говорят: «Если представителя ЦСКА нет, в жеребьевке участвует «Барселона». Дитер поднимает руку: «Вот моя бумага!» — «А где вы будете играть?» — «В Германии». Мы висели на волоске — «Барселону» отшили, а нас допустили.

Стали думать, как нам теперь играть в Германии. Написали письма в УЕФА, они выделили нам средства на аренду немецких стадионов. Первую игру провели в Бохуме, а еще две — на Олимпийском стадионе Берлина. Из Москвы прилетел самолет — 150 человек: генералитет, ветераны, семьи игроков.

— Часто вам немецкие связи помогали?

— Я однажды Стаса Черчесова без документов привез из Германии. Он играл за «Динамо» Дрезден, у него кончился срок паспорта, он отдал документы в консульство на оформление нового, а здесь играет сборная. Звонит Сережа Хусаинов: «РФС просит привезти Черчесова в Москву». Я полетел в Германию, договорился, чтоб Черчесова через военных без паспорта выпустили в Россию. Приехал к нему в Шоннефельд, он такой раздраженный: «Кто? Чего?» — «Парень, если хочешь добраться до родины — лучше молчи».

— В ЦСКА необычных поручений тоже хватало?

— 31 декабря 1992 года в 15:30 меня вызвал Мурашко и обрисовал проблему. ЦСКА с тренером Костылевым на турнире в Неаполе. С 1-го по 5-е января я договорился о товарищеских матчах во Франции, но паспорта с французскими визами — в Москве. Мурашко мне: «Бери чемодан с тридцатью паспортами — и вези в Неаполь». — «У меня и визы-то итальянской нет!» — «Делай, что хочешь. Если команда не попадет во Францию — придется платить огромную неустойку». Забегаю домой, собираю вещи. Жена готовит праздничные блюда, ждет гостей, спрашивает: «Ты куда?» — «В Рим».

Погода в Москве ужасная — снег метет, темно, дороги пустые, в аэропорту последний рейс в Рим в 18:01, больше самолетов не летало — потому что Новый год. Я рванул в аэропорт на своей машине, бросил ее на стоянке. У меня было пять паспортов с разными визами — и только итальянской среди них не было, но помог Сережа Хусаинов. Билет был только за полторы тысячи — пришлось брать его. Захожу в самолет — в первом классе человек девять, а остальной самолет пуст. Мне говорят: «Благодаря тому, что ты купил билет, будут деньги заправить самолет». Нам дали много выпивки, а я сижу и думаю: как же я из Рима до Неаполя доберусь — там же еще 400 километров. Прилетел в Рим, ко мне подошел представитель «Аэрофлота», я показал ему чемодан с тридцатью паспортами, он за голову схватился: «А как ваши игроки попали в Италию без паспортов?» Я перед этим коньячку принял, говорил расслабленно, поставил на стол бутылку шампанского — до Нового года двадцать минут. Мне говорят: «Докажи, что тебя ждут в Неаполе». Я дал номер гостиницы в Неаполе, где остановилась команда. Звонят туда: «ЦСКА у вас?» — «Да». — «Что делают?» — «Танцуют. Отыграли, а теперь встречают Новый год». — «Они ждут кого-то?» — «Да, ждут какие-то документы».

Открывают передо мной калитку — иди. Куда? Мне говорят: «Train!» Я по-английски тогда не понимал. «Zug!» А, тогда понятно. Побежал на поезд. Без пяти двенадцать ночи поезд отправился от аэропорта в Рим. Пустой вагон, подходит контролер: «Ticket!» — «No». Даю ему сто долларов. Нет. Даю сто марок. Опять отказывается — выходите на следующей станции. А лир-то у меня не было. И тут за окнами все начало взрываться, Новый год. Я достал бутылку шампанского, разломил шоколадку, предложил контролеру. А он достал из кошелька лиры, отмотал билет и протянул мне. Чокнулись с ним. Я приехал на один вокзал Рима, а в Неаполь нужно было отправляться с другого. Сел в такси — какой-то мрачный югослав какими-то темными переулками довез меня, я дал ему двадцать долларов. Подбегаю к кассам, там опять: «Лиры!» Где ж я их возьму в новогоднюю ночь? Смотрю, рядом негры на картонках спят — и самого в сон страшно клонит. Стою в длинном кожаном плаще в галстуке с огромным чемоданом — на меня смотрят как на идиота. Увидел надпись: Hotel. Думаю: да пошли они все к черту, ну как я могу добраться до Неаполя, если лир нет. В отеле мне дали ключи от номера, я хочу рассчитаться, а мне: «Завтра». Вдруг вижу надпись: Exchange. О! Выпил с хозяином отеля шампанского, обменял сто долларов и побежал на вокзал.

В десять утра ЦСКА должен лететь из Неаполя во Францию. Я добрался до аэропорта Неаполя к без пяти девять. Ни души. Неужели аэропорт перепутал? Как назло, нет ни сил стоять, ни скамеек вокруг. Поставил в центре зала чемодан, присел и больше ничего не помню. Через пятнадцать минут появилась команда, все веселые, администратор Кардивар взял меня под руки и проснулся я уже в самолете. Задание выполнил. Прилетели в Париж, а я на поезде в Брюссель, и через Берлин — в Москву. Прилетаю сюда, не могу машину найти — настолько ее снегом занесло.

— Почему президент того ЦСКА Виктор Мурашко пригласил на место начальника именно вас?

— Его жена приехала в Германию и попала на забастовку железнодорожников. Мне звонит начальник армейской команды:

— Жена Мурашко потерялась на вокзале. Надо ее найти.

— Как потерялась?

— Она приехала во Франкфурт к сыну и дочери, а там забастовка.

— А как я ее найду? Я не знаю, как она выглядит.

— Найди!

Сел в машину, поехал на Ostbanhhof, а там народу столько, что встать негде. Забрался на второй этаж, хожу по балкону. Вижу женщину, похожую на русскую. «Не вы Галина Степановна?» Она бросила сумки, кинулась ко мне обниматься. Говорит: «Я тут уже четыре часа. Никто меня не понимает. Страшно». Она приехала купить шубу, я ей с этим помог. А через пять дней она мне говорит: «Когда будешь в Москве, позвони Мурашко». — «Да не буду я звонить. Я столько просил перевести меня в Москву — ничего». Прилетел в Москву, 31 декабря 1990 года звонок от Мурашко: «Толя, с третьего января ты в ЦСКА».

— Игроки в те годы валили из ЦСКА и вообще из России десятками.

— Да, например, Сережа Фокин очень хотел уехать — я договорился через своих немецких друзей, чтобы ему предложили контракт с Брауншвайгом. И Фокин прямо во время Лиги чемпионов, когда мы играли домашний матч в Берлине, подписал с «Айнтрахтом» контракт и остался там. Немцы не могли поверить: «Толя, ты понимаешь, откуда он уходит и куда? Из Лиги чемпионов во вторую бундеслигу. Он точно этого хочет?» Я уточнил — да, хочет. Фокин до сих пор в Брауншвайге, работает на автозаводе.

Сергея Дмитриева отдавали в Австрию. Мурашко сказал: «Договорись там — чтоб клубу побольше перепало». Я договорился — мне выдали в Австрии наличными миллион марок. Наличными! Мурашко говорит: «Вези их в Москву». Рассовал деньги в плаще, в брюках, везде — и вспоминать-то стесняюсь. Еду в аэропорт — думаю, сейчас схватят и посадят. Но проскочил.

— А в Москве деньги в банк положили?

— Да в какой банк, отдал президенту — нужно было сразу платить футболистам зарплату. Банковские счета только лет пять спустя появились. Надо отдать должное людям, что ЦСКА вообще выжил в 1991 — 1994 годах.

— Как вы в таких условиях привлекали в клуб новых игроков?

— Радимова привез в Москву Мурашко. Я три дня водил маму Радимова по московским ресторанам, только чтоб она сказала сынку: «Переходи».

— Кого труднее всего было переманить в ЦСКА?

— Трудно было, когда в начале 1997-го делили ЦСКА, Тарханов с группой игроков ушел в «Торпедо», а сюда из Санкт-Петербурга вернулся Садырин и нам пришлось спорить с «Зенитом» за Кулика, Хомуху и Бокова — мы хотели их в армию призвать, но пришлось платить. За Сережу Семака тоже заплатили «Асмаралу» — срок его службы истек и он ЦСКА больше не принадлежал, я отвез деньги хозяину «Асмарала» Хусаму Аль-Халиди, чтобы вернуть Семака в ЦСКА.

Потом поехали с селекционером Степаном Крисевичем в Набережные Челны за Женей Варламовым. Так нас там в кутузку посадили!

— Как это?

— Пришли к Жене домой, стали его уговаривать, туда вызвали наряд милиции — Варламова и «Камаз» не хотел отпускать, и «Ротор» за ним гонялся, Платон Захарчук тащил его в Волгоград. Милиция отвезла нас в гостиницу — поставили человека, чтоб нас не выпускал. Потом в отделение увезли. Выкрутились. В Набережных Челнах писали в газетах «Ужас! Варламова хотят забрать в армию». В итоге Женя все-таки согласился, сейчас живет в Москве, на престижной работе в ЦСКА, четверо или пятеро детей.

— Почему вы ушли из ЦСКА?

— Пригласили в «Таврию» Симферополь, но там было столько несправедливости и криминала! Сына Анатолия Заяева, сделавшего «Таврию» первым чемпионом Украины, в 1994 году закатали в бочку и выбросили в море. Саша был президентом «Таврии». Трагическая судьба.

— «Спартак-Чукотка» — интересный опыт?

— Играли на ЗиЛе, а финансировались из Чукотки. Это была затея Анатолия Шелеста, которую поддержал губернатор Чукотки Назаров. Взяли несколько игроков из «Спартака» — Катасонова, Гунько. Вышли в первую лигу, планировали построить на Чукотке крытый стадион. Но начались перевыборы губернатора, Назаров проиграл Абрамовичу, финансирование прекратилось, и наши соперники уже начали оплачивать нам перелет, чтобы мы хотя бы доиграли первый круг и спокойно снялись с турнира. Игроки разбежались, нам с Шелестом пришлось своих сыновей выпускать на поле.

— Вы вывели «Горняк» Учалы в 1/8 финала Кубка России-10/11, выбив из турнира «Локомотив». Как это было?

— За день до игры с «Локомотивом» генеральный директор «Горняка» повез нас в шахту. Я отменил тренировку, мы надели всю экипировку, пролазили в шахте часа полтора, поняли, чего стоит шахтерский труд. «Локомотив» сыграл высокомерно, пропустил контратаку и проиграл. Обычно мы получали премию — 20-30 тысяч рублей, а тогда она выросла в десять раз. В «Горняке» были хорошие футболисты, но через два месяца они меня увольняли.

— Как?

— Некоторые игроки приезжали в другие города не играть, а отдыхать, позволяли себе слабости — в Учалах-то сопка и больше ничего, а на выезде где-нибудь в Челябинске можно и расслабиться. Я стал все это жестко пресекать. Игрокам это не нравилось, они пошли жаловаться генеральному директору.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Три года работаю директором спортинтерната ЦСКА. Здесь живут юношеские команды ЦСКА по баскетболу, хоккею, борьбе, фигурному катанию, пятиборью, боксу. Восемьдесят человек — не только юноши, есть и взрослые, которым негде жить. Например, олимпийский чемпион 2012 года по борьбе Джамал Отарсултанов — у него где-то есть квартира, но во время тренировок ему выделяют комнату здесь.

Иногда хожу на футбол. В мае Сережа Шавло пригласил на «Спартак» — ЦСКА. После игры, правда, сказал: «Больше тебя не позову».