«Приходилось придерживать мяч, чтоб не сдуло». Русский игрок в Лапландии

Крекшин

Денис Романцов встретился с Сергеем Крекшиным (на фото справа) — футболистом, не искавшим легких путей

— Я начинал в «Лужниках», в клубе «Союз», откуда вышли братья Савичевы и Дмитрий Кузнецов. Но, когда в «Советском спорте» объявляли о наборе в футбольные школы, отец все время брал меня на слабо: «Пойдем посмотрим, какого ты уровня». Однажды мы пришли на Восточную улицу, в «Торпедо». Мне кинули мяч, я пожонглировал, пробил, меня приняли. У метро отец, взяв воды в трехкопеечном автомате, спросил: «Знаешь, кто тебя принимал?» — «Нет». — «Эдуард Стрельцов». В лицо я его тогда не знал.

Но, как выяснилось в «Торпедо», я тяжело входил в новый коллектив, а в «Союзе» были все друзья — в общем, вернулся. Потом «Союз» распался, я ушел в ЦСКА. Там случился комичный эпизод — в конце восьмидесятых были в моде велотрусы, а у меня оказалось что-то подобное — набедренники. Я выбежал в них на игру ЦСКА против юниорской сборной, но на бегу они стали спадать. Все катались от смеха и еще долго меня потом травили.

— А потом как в ЦСКА пошло?

— В ЦСКА я не проходил в основу и встал вопрос — идти во вторую лигу или заканчивать. Я выбрал мини-футбол, команду КСМ-24 — она знаменита тем, что стала первым чемпионом СССР по мини-футболу. После сезона игроки этой команды отправлялись на лето в Финляндию. Я поставил себе цель закрепиться в Финляндии — там все-таки приятнее, чем в нашей второй лиге, особенно после моей тяжелой травмы.

— Что за травма?

— Когда мне было четырнадцать, наша команда поехала на сборы под Клин. Во время игры с «Красным октябрем» соперник прыгнул мне сзади в опорную ногу. Шок, ужас, я закричал, попытался встать, но голеностоп буквально повис. Тот парень и сам был в таком шоке, что убежал со стадиона. «Красный октябрь» — хулиганистая команда, с ними часто возникали конфликты, но такого прыжка сзади никто не ожидал.

— Врачи рядом были?

— Врач пионерлагеря посмотрел и сказал: «Срочно везти его в клинскую больницу». Дали даже не скорую помощь, а хозяйственную машину, уазик. Бросили туда какие-то матрасы, и мы поехали по колдобинам. Каждое сотрясение машины причиняло мне дикую боль. Представляете себе городскую больницу 1988 года? До рентгеновского кабинета мне пришлось прыгать на одной ноге — с голеностопом, перевернутым в другую сторону. Врач вколол обезболивающее, вправил ногу, но я все равно орал от боли. Три дня провалялся в палате. Потом родители забрали меня в Москву.

— Сколько восстанавливались?

— Быстро срослось. Четыре недели в гипсе, и через три месяца я уже играл. А через десять лет я вдруг почувствовал ночью дикую боль в голеностопе. В ЦИТО посмотрели снимок: «Парень, а у тебя там нет хряща. У тебя голеностоп — как у старика. Какой футбол? Тебе, главное, ходить нормально». Стали ставить диагнозы — чуть ли не остеомиелит.

— Как так?

— Оказалось, что тогда в Клине нужно было делать операцию, а не просто вправлять ногу. Ходить я толком не мог — через час начиналась боль, все время был на обезболивающих. Где я тогда только не лежал — даже в госпитале ветеранов. Ко мне там подъезжали доброжелательные люди на колясках: «Какой у тебя диагноз? Ну все, привет тебе. А такой молодой еще».

— А вы что?

— Я был готов на все, лишь бы вернуться в футбол. Врачи порывались сделать операцию, но один грузин, спасибо ему, отговорил: «Сделаешь операцию — останешься инвалидом». Я пропил лекарства, чтобы снять воспаление, и Артем Катулин, который потом работал врачом в ЦСКА и «Спартаке», посоветовал мне обратиться к Юрию Василькову, который тогда отправил Максима Калиниченко лечить ахилл в Финляндию — к Сакари Ораве. Он спец по голеностопам, поэтому я тоже поехал к нему.

— Сколько стоило лечение?

— Десять тысяч долларов. Зарабатывал я 500 долларов в месяц, так что сумму на операцию набрала мама, заняла на работе. В клинике в Турку Сакари сказал: «Я сделаю тебе артроскопию — ты еще поиграешь». Я был готов встать перед ним на колени — я ведь два года до того фактически не жил, даже с девушкой погулять не мог, полный кошмар. Меня прооперировали, я разработал ногу, начал играть и вернулся в жизнь. А врач Сакари Орава знаменит тем, что потом оперировал Бекхэма, когда он порвал ахилл в «Милане».

— Где вы жили в Финляндии, когда стали там играть?

— В доме на севере Лапландии. Красота: олени, лисы. Вся деревня Кауконен меня знает, приглашает в сауну, потом приходит на наши игры. Нас было трое русских игроков, все жили в одном доме: волгоградский вратарь Демченко с семьей на первом этаже, а мы с Васей Мерзликиным наверху.

— Пятисот долларов хватало на жизнь?

— Клуб организовывал для нас, трех русских, подработку: мы красили стены в домах, сажали маленькие финские елки — засадили ими пол-Лапландии. Собирали морошку — ее можно было есть самим, а можно было продавать. Добирали на всем этом еще долларов 250.

— С какими бытовыми сложностями столкнулись в Лапландии?

— Туалет там, где мы жили, находился на улице. Мы приехали в конце апреля, а снега по колено. Чтоб каждый раз не пробираться в туалет сквозь снег, мы просто выходили на крыльцо и делали свои дела: вокруг сосны, никто нас не видит. А потом президент нашего клуба Пенти навестил нас и спросил: «Почему здесь снег желтый?» Больше мы себе такого не позволяли, старались сохранять природный ландшафт.

— Как играли, если снег до конца апреля лежал?

— У нас было поле с гаревым покрытием и его перед каждой игрой расчищали от снега. Для нас был праздник, когда мы отправлялись на выезд и выходили на нормальное травяное поле.

— Чем первая игра запомнилась?

— Мы обыграли 3:1 лидеров чемпионата, хотя до этого они почти не теряли очки, побеждали за счет югославских игроков. Выпускать можно было только трех легионеров, у нас это — Мерзликин, Демченко и я, а еще вышел играющий тренер Виктор Васильев, который провел в Финляндии пять сезонов и легионером не считался. После игры наши соперники как-то пересчитали сезоны Васильева на дни, и вышло, что он провел в Финляндии меньше пяти лет: соперники подали протест и нам засчитали поражение.

А за день до первой игры я ехал в магазин на велосипеде. Катился с крутой горки, залюбовался видами и пропустил поворот — а скорость-то большая, я резко повернул руль и меня потащило по гравию. Смотрю: у меня порваны джинсы и висит кусок мяса. Думаю, какой ужас, завтра ж дебют. Тренер Васильев обматерил, поехали в больницу, ногу зашили. Я вышел на поле после этого — у меня все невпопад. Васильев сказал: «Тебя так обратно отправят». Чтоб я набрал форму, он устроил мне двухразовые тренировки: уже в следующей игре я заработал пенальти и все улеглось.

— Чем занимался президент вашего клуба в Лапландии?

— У него был деревообрабатывающий бизнес. Кроме него, в клуб вкладывалось правление деревни — они собирались перед сезоном, утверждали бюджет, подписывали игроков. Эти же люди работали вместе с нами, красили дома, зарабатывая деньги для зарплат футболистам.

— Как вы попали на Фарерские острова?

— Через журналиста «Спорт-Экспресса» Ивана Москаленко. Он и сейчас там живет, у него фарерское гражданство, создал партию, занимается политикой. С Москаленко меня познакомил другой журналист — Алексей Матвеев, который сейчас работает в «Спартаке». Под Новый год Москаленко позвонил мне: «Не хочешь на Фарерах попробовать?» — «Конечно». Для меня это было повышением — после третьей лиги Финляндии я попадал в фарерский «Б-68», который участвовал в еврокубках.

Москаленко привез в «Б-68» меня и Андрея Стаханова из реутовского «Титана». Андрей — сильный футболист, но с тяжелой судьбой. На Фарерах он очутился из-за криминала. Он попал в плохую компанию, и в этой компании была убита девушка. Было насилие, и через два дня она умерла. Товарищи Андрея сказали, что он был с ними. Началось расследование, и Стаханов решил отсидеться на Фарерах. Потом он вернулся в Россию, его арестовали. Я его потом встретил — Андрей отсидел несколько месяцев, заработал туберкулез и в футбол не вернулся.

— На Фарерских островах тоже работали?

— Да, вставали пол-шестого утра и разгружали рыбу. Меня теперь называют рыбаком в нашей компании, которую организовал мой знакомый Николай Савилов и куда приходят играть Карпин, Кирьяков, Юран, Онопко и Генич. А тогда приходило судно, мы с Андреем на берегу зацепляли ящики тросами, передавали их в трюм, а нам их возвращали с рыбой. Работали с шести утра до трех, отдыхали, а вечером шли на тренировку. Тяжело. Еще и с нашим тренером, который помогал Алану Симонсену в сборной Фарер, мы поругались — дошло до того, что он меня стукнул. Для учителя, которым он был по специальности, — это нонсенс.

— Зачем он вас стукнул?

— Он постоянно требовал от нас с Андреем прессинга, а у нас это плохо получалось. На одной из тренировок я вспылил и ушел в раздевалку. Туда ворвался тренер, схватил меня за грудки, стал трясти, дал по шее. Потом, правда, извинился.

— Рыбу из игроков разгружали только вы со Стахановым?

— Приходил и Фроде Беньяминсен — он до сих пор играет за сборную Фарер, осенью они обыграли греков в квалификации Евро-2016. Фроде всего на год младше меня, ему тридцать восемь. Президент клуба, Никлас Давидсен, тоже с нами работал. Кроме разгрузки рыбы и игры в футбол, мы тренировали детей. Я тренировал девочек 10–12 лет и помогал Стаханову тренировать мальчиков, потому что Андрею мешал языковой барьер.

В 1998 году в России ударил кризис, а я привез с Фарер 8 тысяч долларов. По тем временам в двадцать два года я чувствовал себя миллионером.

— Нравилось вам на Фарерах?

— Все Фареры — как одна семья. 45 тысяч: рождение каждого человека преподносится в газетах как событие национального масштаба. Мы с Андреем жили в шикарном доме, на всю последующую жизнь наелись разными сортами рыбы. С досугом, правда, было тяжело: Тофтир — небольшой город, где всего один магазин, да и тот без особого разнообразия продуктов, завозившихся с материка, и ни одного бара. За продуктами мы ездили в соседний Рунавик. Не покидало ощущение, что вокруг тебя океан и некуда пойти.

— Погода?

— Погода в Тофтире — это что-то: за сутки могло четыре времени года пройти, и солнце, и вьюга, и снег, и ветер. Ветры иногда были такие, что один игрок подавал угловой, а другой — придерживал мяч, чтоб его не сдувало.

У нас была хорошая команда — кроме Беньяминсена, еще и электрик Остер Хансен, сыгравший 50 матчей за сборную, но из-за странного тренера мы заняли только седьмое место. Я вернулся в Финляндию.

— А там что?

— На просмотр в команду второй лиги пригласили меня и Сашу, талантливого парня из школы «Спартака». У него были жуткие проблемы с алкоголем, но он зашился, прошел просмотр, и нас подписали. После сезона во второй финской лиге я поехал в Ирландию подучить язык. Моя мама договорилась с подругой, которая преподавала английский и устраивала детей в Ирландию, что я буду там жить пять недель и тренироваться в команде «Брей Уондерерс» из высшей лиги Ирландии. Я приехал, потренировался на пустыре за воротами, только в конце моего пребывания там нас перевели в зал, где я уже смог себя показать, и, когда виза заканчивалась, тренер Пэт Девлин, работавший раньше ассистентом в «Ливерпуле», сказал: «Я хочу посмотреть на тебя в товарищеских матчах. Приезжай». Я решил не дергаться и вернуться на готовый контракт в Финляндию, но там, как часто бывает, что-то переиграли, и я оказался без команды.

Вернулся в Лапландию. Мне пообещали квартиру, работу и протянули чистый лист. Я поразился: «А в клубе-то у меня какая зарплата будет?» — «Не волнуйся, дадим такую работу, что будешь нормально получать». Сезон уже был в разгаре, ехать еще куда-то на просмотр было уже нереально и я согласился.

— Не пожалели?

— Квартиру в Рованиеми дали шикарную — три комнаты, сауна, полы с подогревом. Меня хотели пристроить на стройку, но не получилось, и тогда президент клуба устроил меня к своему знакомому в комиссионный магазин: там, как ни странно, было много физической работы — например, поехать и загрузить в фургон кровать. Мы там работали вдвоем с китайским студентом — приходили утром в магазин и пылесолили его целый час.

— Какими еще работами занимались в Лапландии и на Фарерах?

— В лесу много работал — собирал срубленные деревья. Сохой срезал ненужные ветки у ели. Как-то сарай одной бабушке покрасил.

— Не было мысли остаться жить в Финляндии?

— Была. Я познакомился через сайт знакомств с русской женщиной, которая давно жила в Финляндии. Она взяла подругу и приехала за много километров, а я пригласил финского друга, который сдавал мне квартиру. Я, наверное, понравился той женщине, потому что она предложила: «Я сделаю тебе вид на жительство, с ним можно получить пособие по безработице — 700 евро». Предполагалось, что мы должны были начать с ней встречаться, но все закончилось скандалом — я переключился на ее подругу. Мне не так и сильно хотелось оставаться в Финляндии, в основном вид на жительство получали те, кто приезжали не из Москвы. Они естественно цеплялись, женились, начинали бизнес, а мне в Финляндии скучно было.

— Чем вы занялись в Москве?

— Здесь было много разных турниров для завершивших карьеру и в рамках одного из них я поехал играть в Барнаул. Там познакомился с Юрием Белоусом. Решил, что это шанс остаться в футболе — в качестве менеджера. Белоус взял меня спортивным директором в свой «Футбол Маркет». Офис был на ЗИЛе, но я человек не офисный, что мне там делать. Я выполнил организационную работу к турниру правительств стран СНГ, а дальше приходилось делать вид, что я чем-то занимаюсь, выходить на перекур, хотя я и не курю, и смотреть на стадион имени Стрельцова. Одна женщина пожаловалась на меня, и Белоус сказал: «Сереж, будешь работать фрилансером».

— В чем это заключалось?

— Мне позвонил знакомый, начинающий агент: «Есть шикарный парень. Ты ж с Белоусом работаешь, давай подпишем его». — «Не вопрос». Я посоветовал этого игрока Белоусу, он сказал: «А я его знаю». Стали устраивать парня в «Динамо», ходили на переговоры с Голубиным, заместителем гендиректора, в «Динамо» сказали: «Мы не согласны, у нас в дубле столько не получают». Пока он жил в Москве, я водил его поддерживать форму в «Лужники». Тарханов как увидел: «А можно мне его?» В итоге на флажке мы — благодаря связям Белоуса — подписали этого игрока к Слуцкому в «Крылья Советов».

— Что за игрок-то?

— Сергей Ткачев, который выиграл бронзу с «Локомотивом», а теперь в «Кубани». А тогда, еще до «Крыльев», он был на просмотре в «Амкаре», но сломал плюсневую кость. Потом я еще раз помог устроить игрока (фамилию уже не назову) к Юрию Белоусу, когда он работал в «Ростове».

Моя агентская деятельность ограничилась тремя месяцами работы с Белоусом, но, когда мне звонили с «Радио Спорт», представляли — «Сергей Крекшин, бывший игрок, а ныне — футбольный агент». Так получилось, что после отставки Фурсенко в 2012 году с «Радио Спорт» первому позвонили мне.

— Почему именно вам?

— Мой знакомый Дмитрий Николаевич часто проводил встречи в «Балчуге», я был с ним, изнутри видел сборную, которая там останавливалась, поэтому мне часто звонили и спрашивали: «Что происходит в сборной Адвоката?» Помню, сидим на втором этаже «Балчуга», на фортепьяно играют классическую музыку, вдруг сзади раздается громкий смех. Дмитрий Николаевич спрашивает: «Кто это?» — «Это Адвокат, тренер сборной». А Адвокат сидит, у него картофель фри изо рта сыпется и громко болтает со своими помощниками. Дмитрий Николаевич подозвал Дениса, главного менеджера, и Адвоката попросили пересесть в другой зал.

— Дмитрий Николаевич — это кто?

— Фамилию не могу назвать, он имеет отношение к «конторе». Еще был конфликт — когда сборная выезжала из «Балчуга» на тренировку перед матчем с Ирландией, ее автобус задел и оцарапал BMW Дмитрия Николаевича, люди из сборной — нет чтоб извиниться — начали хамить. Случился скандал, сборная рисковала опоздать, но Дмитрий Николаевич отогнал машину и команда успела на тренировку.

Тот же Андрей Аршавин — девушки из «Балчуга» потом рассказывали, что было не очень приятно сталкиваться с его высокомерием. Обратный пример — Игорь Семшов, воспитанный, культурный человек.

Дмитрий Николаевич мне, кстати, все рассказал про договорные игры. К его знакомому в Монако подошел человек из одной британской букмекерской конторы и предложил: «За миллион евро скажу вам результат двух первых матчей ЧМ-2010». Когда Дмитрий Николаевич назвал мне эти результаты, у меня было искушение пойти и поставить, я ж до этого ставил, но я ему пообещал этого не делать. Те матчи потом так и закончились. Я говорил об этом на «Радио Спорт» — но в записи, и естественно они это вырезали. Еще они вырезали мои слова про Путина — о том, сколько спортивных объектов построено благодаря ему. Когда потом они мне позвонили в прямом эфире, я спросил: «Ваше радио против Путина?» Это было мое последнее интервью на «Радио Спорт».