«В России выйдешь за дверь и надо начинать толкаться»
Почти 25 лет назад Вадим Федотов переехал вместе с родителями из Петербурга в Германию. 12 лет назад он играл центрового за юношескую сборную Германии по баскетболу. 10 лет назад он очутился в NCAA в составе университетской команды города Баффало.
Сейчас Федотову 30, уже несколько лет он живет в Москве. Сначала он работал директором департамента в немецкой консалтинговой компании, потом стал директором продаж, а через какое-то время – гендиректором российского и украинского офисов компании Groupon. Если говорить языком бизнеса, Groupon – это международная громадина с представительствами в 48 странах мира и годовым оборотом в несколько миллиардов долларов. Если говорить языком человека, Groupon – это тот самый сайт, где с большущими скидками вам предлагают купить более или менее все на свете – от шатра с антимоскитной сеткой до экскурсионного тура «Карельская кругосветка».
Федотов, высоченный (205 см) молодой человек в зеленой олимпийке и кедах, дает интервью в своем офисе на улице Александра Солженицына. По-русски он говорит с акцентом, зато быстро, много и по теме.
– Внимательнее всех это интервью прочитают 17-летние баскетболисты из Химок, Самары и Владивостока. Расскажите им подробно: что нужно сделать, чтобы попасть в университетский баскетбол?
– С 6 лет я жил в Германии, с 8 лет я играл в баскетбол три раза в неделю. К 16 годам понял, что мне это очень интересно, я хотел бы заниматься этим серьезнее, и я поступил в спортивную школу. Через полгода ко мне пришел тренер сборной Германии U-18 – он собирал команду для квалификационных игр чемпионата Европы. Отборочный турнир проходил в Латвии, против меня играл Андрис Биедриньш, который потом 11 лет выступал в НБА. На этом турнире были скауты НБА, которые искали будущих звезд. Я никогда не считал, что у меня есть шанс на НБА. Но учитывая, как Америка относится к баскетболу, в том числе на уровне колледжей, желание играть там у меня было очень большим.
Еще через год Германия играла товарищеские матчи против сборной США. На таких играх мало того что полно скаутов – видео этих игр потом доступно всем тренерам университетских команд. Мы играли с американцами четыре раза, то есть я, во-первых, получил большой опыт, во-вторых, попал на радары колледжей. И после этого мне стали присылать предложения.
Надо сказать, что у колледжей очень хорошо выстроена система мотивации потенциальных игроков. Например, предложение из моего колледжа. Сначала они говорят, что у тебя будет сумасшедшее, и что важно, бесплатное образование. Как многие знают, около 80 процентов студентов в США заканчивают колледжи с долгами от 60 тысяч долларов, которые они выплачивают потом от 10 до 20 лет. Потом они говорят, что на кампусе – 27 000 студентов, это самый крупный университет штата Нью-Йорк, что он в рейтинге лучших научно-исследовательских университетов США, с сильнейшей бизнес-школой. Ты улыбаешься и спрашиваешь: «А Баффало – это же холодно?». Они отвечают: ненамного холоднее, чем в Москве. Тебя это не успокаивает, но намек ясен: не думай о погоде, все равно всю зиму ты будешь находиться в зале. Еще они рассказывают, какой большой у них стадион – в случае Баффало это 10 тысяч зрителей. Ты привык играть в Германии для 700-800 зрителей, а тут – в 15 раз больше. Кроме того, ты будешь на федеральном канале, в компьютерных играх, и все будут знать твое имя. Ну и вообще половина всего университета каждую пятницу будет ждать, как вы с партнерами будете выбегать из тоннеля. В общем, все это звучало очень интересно.
Параллельно мне предлагали стать профессионалом в Германии. По правилам, если ты уже был профессионалом, играть за университетскую команду ты не можешь. Все клубы в Европе это знают. Поэтому в 17-18 лет, когда ты еще учишься в школе, но уже начинаешь думать о колледже, они предлагают следующее: будем платить тебе уже сейчас, чтобы по окончании школы ты начал играть за нас. На меня вышла профессиональная команда из немецкой высшей лиги: мы готовы дать тебе столько-то десятков тысяч евро, тебе даже играть не надо; а как закончишь учиться – будешь выступать за нас, и мы дадим намного больше. Когда школьнику предлагают такие деньги и такие перспективы, отказаться тяжело. Мне повезло, что рядом были люди, которые все это проходили. Они сказали: «Пока лучше откажись. Иначе ты будешь к ним привязан и гарантированно потеряешь образование, которое стоит до 200 – 250 тысяч долларов. Принять такое предложение ты сможешь и позже». И я отказался.
Через полгода после этого я получил тяжелую травму. Порвал сразу пять связок колена – то есть буквально все связки, которые там есть, в медицине это называется unhappy quintet. Люди из немецкой команды, которая делала гарантированное предложение, до травмы приезжали ко мне каждую неделю на тренировки. После травмы они прислали смс: «Желаем тебе все хорошего». А колледж сдержал слово: приезжай к нам, проведешь реабилитацию и будешь играть за нас четыре года.
– Лечились вы в Штатах?
– До переезда в США оставалось еще 8 месяцев, поэтому я реабилитировался дома. Германия считается главным местом, где лечат колени: даже Кобе Брайант регулярно летает сюда их обследовать. Доктор, которого мне рекомендовали, считается гуру в этом вопросе. «Я придумал новую тему, – сказал он. – Когда ты рвешь пять связок, восстановление обычно занимает 9-12 месяцев. Но есть новый способ. Я уже попробовал его на 300 пациентах – и через 3 месяца они начали ходить и прыгать. Конечно, они не спортсмены, а домохозяйки и офисные работники, но я уверен, что с правильной реабилитацией у нас все получится». Я сомневался, стоит ли. Как раз тогда мне позвонил тренер сборной Германии: «Через 5 месяцев у нас чемпионат мира. Если ты сделаешь ту операцию, которая поставит тебя на ноги за 3 месяца, успеешь попасть в состав». А потом еще раз позвонил доктор: «Если бы ты был моим сыном, я бы тоже посоветовал делать эту операцию». Когда 52-летний немецкий врач, гуру медицины, говорит тебе такие слова, ты соглашаешься.
Суть операции: он кладет порванные связки, инициирует гормон роста и из-за того, что ты целый месяц не двигаешь коленом вообще, они срастаются обратно. Затем следует 2 месяца реабилитации. Звучит все круто. Проблема одна: когда ты даже неделю не двигаешь коленом, потом оно при минимальном движении болит так, как будто по нему бьют палкой. Но я это прошел и уже через три месяца был на площадке. Это вызвало большой резонанс, об этом писали в газетах. Все говорили: «Wunder resultat! Федотов играет после сумасшедшей травмы!». В Википедии появилась запись о том, что я первый спортсмен, который вернулся в спорт после такой операции и регулярно играет. Правда, там не хватает кое-какого апдейта…
Мой первый матч после травмы. Доктор, делавший мне операцию, присутствует на трибунах. Перед самым началом он говорит: «Все отлично, ты можешь делать все, что хочешь. Единственное, чего не должно быть: если кто-то развернется к тебе и ударит коленом в колено». Проходит 14 минут игры, соперник бьет меня коленом в колено, и я снова рву связки.
Доктор говорит: «Больше не будем экспериментировать. Сделаем обычную операцию». Я снова звоню в колледж Баффало: «Я опять порвался». Они – уже с чуть меньшей радостью – отвечают: «Ну ок. Мы все равно тебя ждем». В США я прилетел через пару месяцев после операции, меня встречал тренер. Когда мы забрали багаж, он повел меня к машине и шел очень быстро, почти бежал. «Тренер, – спросил я его, уже усевшись в машину. – Почему мы так спешили? У тебя паркинг заканчивался?». «Нет, я просто проверял, можешь ли ты вообще нормально ходить».
* * *
– Ваше главное впечатление от NCAA?
– Момент, когда я понял, что все это того стоило, – турнир на Гавайях. NCAA начинается в ноябре и заканчивается в марте. В студенческие каникулы устраиваются товарищеские турниры – как правило, они проходят на курортах: Гавайи, Багамы и прочие места, где много туристов и отличная инфраструктура. Самый известный такой турнир – Rainbow Classic на Гавайях. Его выигрывали Майкл Джордан и Мэджик Джонсон. «Баффало» пригласили на 45-й Rainbow Classic – из всех команд, которые были там, мы считались самой неизвестной и слабой. Первую игру мы выиграли в овертайме с разницей в 1 очко. Вторую – с разницей в 2 очка. В третьей игре мы уже уверено победили с разницей в 14 очков. В итоге – выиграли турнир. Потом оказалось, что это был последний турнир, его закрывали и 46-й розыгрыш проводить уже не собирались. У меня есть фотография: я вместе с какой-то гавайской куклой, полный зал народу, и ощущение, что ты попал в историю. Я подошел к своему тренеру и сказал: «В последние 10 лет я занимаюсь баскетболом два-три раза в день. Все это – ради этого дня».
– Издевательства над новичками – часть культуры НБА и НХЛ. В NCAA они существуют?
– К freshmen’ам там относятся своеобразно, но меня это миновало. В тот год, когда я поступил, такие розыгрыши – в Америке это называется hazing – запретили после некоторых неприятных инцидентов. Остались обычные вещи: после тренировки грязную одежду в стирку несешь ты, рюкзаки к самолету несешь ты, еду по сертификатам меняешь и приносишь команде ты. Ну и в автобусе рядом с тренером сидишь тоже ты.
– Это неудобно?
– Ну, сзади ты можешь отдохнуть и музыку послушать. А тут ты внимательно выслушать лекцию о том, что еще надо сделать, чтобы улучшить свою игру.
Тренер, кстати, в колледже по-настоящему заменяет отца. Меня это коснулось в меньшей степени: я туда попал в 19 лет и до этого уже жил без родителей. Другие парни были на пару лет меня младше, только-только вышли из родительского дома, и тренер очень влиял на них.
Вообще игра за колледж – это постоянная эмоциональная нагрузка. Ты с первого дня считаешь, сколько тебе игр осталось. Если ты профессионал, то знаешь: впереди – сколько-то лет карьеры. В колледже ты можешь играть только четыре года, по 30 матчей каждый год. 3 матча сыграл – 117 осталось. При этом постоянный вопрос: что ты готов отдать колледжу в обмен на то, что он вкладывает в тебя? Я три года не ездил на каникулы домой – тренировался. В периоды летних и зимних каникул количество тренировок доходило до трех в день. Одна из них была обязательной, а остальные две по желанию. Первая тренировка была в 5.30 утра. Она была не обязательной, но если не приходил, к тебе были вопросы.
– Что организм способен делать в 5.30 утра?
– Многое, если он отходит ко сну не в час ночи, а в 9 вечера. Это – чтобы ты привыкал отдыхать, а не заниматься глупостями по вечерам. Еще это очень важная мотивационная история: когда ты столько работаешь, ты на площадке сделаешь все, чтобы добиться результата. Твоя мысль: «Я тренировался до восхода солнца, я столько вкладывал в этот колледж, в эту футболку, что не могу быть неуспешным». Поэтому вместо того чтобы идти накануне тренировки в кино и есть бургеры, ты ложишься спать. Даже несмотря на то что тебе 20 лет, а вокруг – Америка со всеми ее возможностями.
– Самая невероятная атмосфера, в которой вы играли в NCAA?
– В Питтсбурге стадион на 20 тысяч зрителей. Фан-зона, которая располагается прямо у площадки, называется The Zoo. И ведут они себя реально как в зоопарке. Сумасшедшая атмосфера, невероятно интересно. Правда, проиграли мы без шансов.
Еще как-то играли в Огайо. Очень тяжелая и равная игра. В концовке матча у нас «-1», на мне фолят и я подхожу к линии штрафных. Весь зал встает и начинает кричать: «U-S-A! U-S-A! U-S-A!». Логика такая: Федотов из России, будет бросать штрафные, поэтому мы будем кричать ему «USA». Первый – попадаю. Второй – тоже попадаю. И о-о-очень медленно отхожу от линии штрафных, поворачиваясь к залу и давая понять: ваш номер сегодня не прошел. Тот матч мы выиграли, а я обнимал всех подряд – особенно американцев.
Кстати, по поводу эмоций. Я сам из Питера, мой отец играл в теннис. Когда я проводил первый матч за юношескую сборную Германии и слушал немецкий гимн, у меня побежали мурашки по коже. «Пап, как-то странно. Я русский, но от немецкого гимна мурашки. Как такое возможно?». «Не переживай. Это не из-за гимна. Это из-за признания – ты в числе 12 лучших в стране, это в любом случае очень волнительно».
* * *
– Чей постер висел в вашей комнате в детстве?
– Хакима Оладжувона. 1993 год, форма «Хьюстон Рокетс», вокруг него – эмблемы 28 команд, которые ты должен был выучить наизусть и знать, в каком дивизионе каждая играет.
Фото АР
Он просто самый любимый игрок в истории. Оладжувон тоже центровой. 208 см роста, но как он забивал и что он делал, до сегодняшнего дня не делает никто.
– Кто лучший центровой мирового баскетбола прямо сейчас?
– Марк Газоль. Я против него в юношестве много раз играл. Это было около 10 лет назад, тогда он весил 135 кг при росте 210 см. Он играл по 5-6 минут, потому что ему было сложно передвигаться. Но когда он играл, ты понимал, что он делает все. Было видно, что у него талант, что он умеет бросать, отдавать передачи, защищаться – он тот баскетболист, с которым все хотят играть вместе. Год он просидел на скамейке «Барселоны», потом переехал в Америку, начал следить за собой, терять вес и становиться тем, кем он сейчас стал.
Так что сейчас лучший – Марк Газоль. Ближайшее будущее – Демаркус Казинс из «Сакраменто» и Андре Драммонд из «Детройта».
– Американский и европейский баскетбол – разные виды спорта?
– Спорт один, но игры разные. Если посмотреть сначала «Клипперс» – «Кавальерс», а потом «Панатинаикос» – ЦСКА, будет совершенно разный настрой. Первое – entertainment, скорость, атлетизм, второе – тактика, правильность, выносливость. Я больше подхожу европейскому баскетболу, но смотреть мне больше нравится НБА. Ну и тот, кто не знает баскетбол, захочет смотреть НБА – именно поэтому он такой популярный.
Правила NCAA тоже отличаются от правил НБА. В NCAA до сих пор 35 секунд на атаку – если команда слабая, она держит мяч 28-30 секунд, и это очень плохо сказывается на игре: меньше скорости, меньше атак, меньше набранных очков. Еще там 330 команд в первом дивизионе, и только в 50 из них достаточно игроков с ростом больше 205 см. В остальных – 198-200 см, бегают по площадке без позиции.
Зато в NCAA есть кое-что другое, тоже очень важное. В НБА завтра тебя уберут, ты переедешь в другой город, наденешь майку другой команды и забудешь, где ты был позавчера. Я же на всю жизнь выпускник университета Баффало, даже через 20 лет вы меня спросите, как они вчера сыграли, я назову соперника и счет. Я выпустился пять лет назад, у меня установлено приложение «Баффало Буллз», тикер ESPN и прочие вещи, которые позволяют мне следить за моей бывшей командой.
* * *
– Сколько времени вы тратили на учебу?
– Я приехал в США, закончив в Германии старшую школу. Оценки были хорошие, учеба меня всегда интересовала. Приехал и говорю: мне интересен бизнес, хочу изучать его. «Слушай, направление бизнеса у нас очень хорошее, очень сильное. Давай ты лучше географией будешь заниматься?». «Почему географией?». Они намекнули, что нагрузка на тренировках будет такой высокой, что, возможно, на изучение бизнеса времени хватать у меня не будет. Пошел изучать географию, но быстро понял, что это не то, чем хотелось бы заниматься. Меня интересовал бизнес. Я подошел к тренеру: «Можно я в первом семестре пойду на бизнес?». «Хорошо. Но если мы поймем, что ты не тянешь – переведешься». В NCAA, если твои оценки ниже определенного уровня, тебе запрещают играть, поэтому тренеры за учебу очень переживают.
– То есть двоечник играть не может?
– Нет. При 4-балльной системе твоя средняя оценка должна быть 2,6-2,8. Я поступил в бизнес-школу, у меня были отличные оценки, и больше мы с тренером этот вопрос не поднимали.
Вообще они делают так: у тебя есть минимальное количество часов, которые ты должен проводить в университете. Первые два года – простые, если ты хорошо знаешь английский. Базовое образование: если ребята, как вы говорите, из Химок или Самары туда переедут, им будет легко, потому что все это они проходили в 8-9 классе. А вот на третий год становится интересно. Ты выбираешь направление, серьезные профессора из реального бизнеса прилетают к тебе на занятия из других городов, ты делаешь реальные бизнес-кейсы, презентации, разработки – сидишь по ночам, но реально получаешь кайф.
Учились мы с 8 до 11 утра. Тренировка была с 11.30 до 14.30, с 15 до 18 часов тоже были занятия, затем опять тренировка в зале. Еще в некоторые дни были вечерние курсы, которые начинались в 8 или 9 вечера. Плюс как спортсмен летом я мог брать дополнительные курсы.
– Вы получали стипендию?
– Да, полноценную. Она покрывала все расходы на учебу. Все расходы на книги, а в Америке это сумасшедше дорогая часть обучения: если покупать б/у, можно уложиться в 5-6 тысяч долларов в год; если новые, может дойти до 12 тысяч. Все расходы на жилье и еду. И деньги на жизнь – именно на жизнь, без погулять на широкую ногу.
– Ваши ровесники в «Альбе» в этот момент уже имели полноценный контракт и получали что-нибудь около 100 тысяч евро в год. Вас это соблазняло?
– Хороший пример, потому что когда я поехал в Америку, мои партнеры из сборной Германии пошли именно в «Альбу». И говорили, что зарабатывают именно 100 тысяч в год. В тот момент я думал: обалдеть! Но меня спасло то, что уже тогда я понимал: суперзвездой я не буду. Когда у тебя случилось четыре травмы колена, ты не так хорошо прыгаешь и не так быстро бегаешь, чтобы взобраться на самый топ. Я понимал, что у меня есть потолок в спорте, поэтому учеба для меня была важнее баскетбольной карьеры. Ну и вообще в США, получая образование и постоянно играя, я наслаждался жизнью больше, чем они с зарплатой, но сидя на скамейке «Альбы».
– Где случился ваш третий и четвертый разрыв колена?
– Вторая операция прошла неудачно. При обычной операции берут другую связку из твоего тела, складывают ее и вживляют. Связка оказалась слишком короткой – я сразу начал ее перетягивать, а в конце первого сезона в «Баффало» порвал. Когда это случилось, все врачи сказали: «Это лучшее, что могло с тобой произойти. Сейчас починим и сделаем все нормально».
А вот четвертая травма – как из плохого голливудского кино. Мой отец – на тот момент он никогда не видел, как я играл в профессиональный баскетбол, и никогда не бывал в Америке – на третий год моего обучения решил меня навестить. Он прилетел в Нью-Йорк, мы пару дней провели там, потом поехали в Баффало. И вот он ходит на мои тренировки, гуляет со мной по городу, едет на Великие озера. Мы идем по пляжу, на пути – 30 сантиметровый камень, с которого я спускаюсь очень медленно, как будто мне 90 лет. Он смотрит на меня: «Почему ты так ходишь? У тебя же завтра игра». «Тренировка только закончилась – мы все очень устали». «Я, конечно, не эксперт, но если за день до игры ты не можешь нормально спуститься с высоты в 30 сантиметров, то, возможно, ваша подготовка не совсем верная».
На следующий день моего отца сажают в первый ряд, фотографируют, пишут о нем в газете. Отец иностранного игрока приехал в колледж – событие! Вторая атака, мне дают мяч в районе трехочковой линии, бросаю – попадаю. Следующая атака – бросаю с краю, попадаю. Все в восторге, я кайфую: отец приехал, выигрываем, все получается. Начинается вторая половина, прямо перед отцом в меня вбегает соперник, я падаю и слышу, как в колене рвется связка. И начинаю материться – причем по-английски. Отец потом спросил: «Почему по-английски? Ты же знаешь три других языка, которые зал бы не понял».
Мой тренер боялся ко мне подходить, потому что когда-то я ему сказал: «Порвусь еще раз – больше играть не буду». Я подошел сам: «Тренер, не переживай. Мне остался один год в колледже – я точно буду играть». Через 6 месяцев восстановился и отыграл год.
– То есть после четырех разрывов колена человек может прыгать?
– Я и сейчас могу прыгать. И бегать – тоже. Просто если продолжать играть с такой травмой, то возрастные проблемы с ногами накроют тебя гораздо раньше – не в 45, а в 35 лет.
* * *
– Насколько игрок университетской команды популярен в городе?
– В третьем сезоне я стал лицом рекламной кампании сезонных абонементов. Я не забивал больше всех очков, не делал больше всех подборов, играл минут 25-28. Да, играл в первой пятерке, но не был самым лучшим игроком. Тем не менее, лицом кампании они выбрали меня. Клуб арендовал биллборды в городе – огромные, 30 на 10 метров. Один из них располагался на главной улице Баффало, прямо напротив самого популярного ресторана с самой большой в городе террасой. На протяжении всего лета, если я заходил туда, обязательно встречал на террасе пару человек, которые говорили: «Хм… Я тебя где-то видел». Я показывал рукой на улицу – там с плаката улыбалось мое лицо.
Американские студенты вообще с интересом относятся к европейцам. Наверное, с этим отчасти была связана популярность. Ты всегда слышишь: «Я на одну четверть итальянка», или: «Я наполовину ирландец». Или: «Ой, Германия? У меня папа там кого-то знает». Когда ты говоришь, что из Европы, к тебе появляется сумасшедшая симпатия. Причем появляется она задолго до того, как ты забил свое первое кольцо. И студенты, и официанты, и полицейские – ото всех позитив. Люди в Баффало очень гордятся своим городом: если посмотрите, «Баффало Сэйбрс» из НХЛ и «Баффало Биллс» из НФЛ собирают полные трибуны, даже когда плохо играют – потому что публика там очень лояльна. Так вот эти же самые люди надеются, что их позитив тебя тронет, ты приедешь в Москву и в интервью Sports.ru будешь рассказывать, какие в Баффало замечательные люди. И ты не будешь врать: все так и есть.
– Самый известный игрок, который играл с вами в NCAA?
– Тех, кто сейчас играет в НБА, около 50. Из тех, кого знают в России, ДеХуан Блэр, он был в «Сан-Антонио», а потом играл за самарские «Крылья». Я узнал об этом пару лет назад, когда сидел в московском ресторане, а он шел мимо.
Когда я играл за Германию против юношеской сборной США, все были уверены: в будущем – это суперзвезды. Когда они выходили, было ощущение, что у всех уже подписаны контракты на 120 миллионов долларов. Из двенадцати в НБА в итоге попали шесть, но суперзвездой никто из них не стал – хорошие игроки, первый, второй на скамейке.
– Самая необычная работа, которой занимаются ваши бывшие партнеры по команде?
– Про всех не знаю. Один – вице-президент по продажам в медийном агентстве – они подняли очень неплохие деньги и после Монреаля и Нью-Йорка открывают новый офис в Париже. Второй пошел к отцу в пиар-агентство. Третий стал управляющим продуктового магазина. Четвертый работает в банке, очень неплохом, но делает он это только последние несколько месяцев – до этого он четыре года «искал себя», пытался стать профессиональным игроком, но все – мимо. Многие – просто преподают баскетбол в школе.
Каждый из нас ожидает от жизни многого, но с реальностью это совпадает далеко не всегда.
Летом в Америке ты играешь не только против других парней из университета, но и против профессионалов, которые возвращаются из Европы на летний перерыв. Они приезжают на крутых тачках, на шее носят здоровенную цепь и рассказывают, как зарабатывают в Европе сотни тысяч евро. Многие завидуют и думают: закончу колледж – уеду к ним и точно так же разбогатею. Я так не думал, потому что понимал, что у меня есть лимит по здоровью и великим баскетболистом я не стану. А мои партнеры были уверены, что будут играть еще лет 15.
Маленькая проблема: в большинстве случаев зарплаты, которые называют эти парни, удвоены, иногда – утроены.
– То есть они врут друг другу?
– Я знаю игроков, которые играли в чемпионате Португалии. Если они получали хотя бы 1800 долларов в месяц, я сильно удивлюсь. Но при этом они приезжали на крутой тачке, просто тачка была не их. Я знаю это, потому что, во-первых, некоторые потом сами в этом признавались. Во-вторых, когда я окончил колледж, на меня выходили агентства, которые предлагали меня устроить в разные клубы. Я спросил: «На какую зарплату я могу рассчитывать?». Они называли цифры в разы меньше тех, о которых мне приходилось слышать. Я понимал: поиграть за такие деньги 5 лет, закончить карьеру и оказаться 30-летним стажером в реальном мире мне не очень хочется.
– Когда и как вы поняли, что хотите работать в бизнесе?
– Я стал выписывать The Wall Street Journal после первого года обучения. Когда каждое утро мне приносили его в раздевалку, вся команда смеялась. И тогда стало понятно даже моему тренеру: Федотов и баскетбол – это, конечно, страсть, но это не на всю жизнь. Тогда же я попросил стажировку, и меня определили в компанию, которая занимается обслуживанием сотни стадионов мира, в том числе главной арены Australian Open и стадиона «Уэмбли». Компания с 42 тысячами сотрудников, открыто торгуется на бирже, главный офис – в Баффало, основатель – выпускник нашего колледжа и главный спонсор баскетбольной команды.
Тогда я и понял, что бизнес – мое будущее.
– В Россию вы переехали в 2010 году. Что удивило вас здесь в первую очередь?
– То, что мне очень понравилось: вокруг тебя здесь ежедневная энергия, очень высокая и очень агрессивная. Первое время ты просыпаешься и сразу раздвигаешь локти – потому что как только выйдешь за дверь, тебе надо начинать толкаться. В России далеко не все зависит от возраста. На западе энергия, дерзость и агрессивность молодых воспринимается как признак неуважения к старшим. В России такого нет, здесь от тебя этого наоборот ждут. Я как-то рассказывал отцу о своей работе в немецкой компании: «Папа, меня там не воспринимают, потому что мне 24 года». «Подожди, это очень короткий срок. К 26 годам никто уже не будет обращать внимание на твой возраст». Так и получилось: в 26 стали воспринимать как взрослого человека. Это объяснимо: там учеба очень долгая, почти все мои немецкие одноклассники закончили учиться в 28-29 лет. К тому моменту в России я уже три года был генеральным директором.
- Первые номера драфта НБА зарабатывают свой первый миллион по итогам своего дебютного сезона. Баскетболисты послабее делают это за пару лет. Вы свой первый миллион уже заработали?
– Это конфиденциальная информация. Мы публичная компания и обсуждение таких вопросов на локальном уровне запрещено.
– Вершина карьеры баскетболиста – перстень чемпиона НБА. Что есть вершина вашей карьеры?
– Генеральный директор международной публичной компании.
– Вы уже генеральный директор. Ваша цель уже достигнута?
– Наша компания имеет офисы в 48 странах, я управляю двумя – Россией и Украиной. Мой начальник управляет Европой, то есть 24 странами. У него есть начальник, который управляет всеми 48. Настоящее достижение – это, если твоя компания представлена на бирже с оборотом более миллиарда долларов, и ты работаешь ее управляющим.
* * *
– В конце я вернусь к 17-летним баскетболистам из Химок, Самары или Владивостока. Если кто-то из них имеет два варианта: уехать в американский колледж или поставить подпись под контрактом с ЦСКА, – что вы им посоветуете?
– Зависит от семьи.
– Допустим, семья небогатая. 30 тысяч в месяц получает отец, 20 тысяч – мама.
– Тогда мне трудно будет советовать ему идти моим путем. Потому что это значит, что как минимум 6-8 лет поддерживать свою семью он не сможет. Если же он не зависит от материального положения семьи, то американский диплом ценится во всем мире, это понятно.
С точки зрения развития игры будет лучше выбрать ЦСКА. В Америке есть регламенты по времени тренировки в день, они тебя ограничивают. В ЦСКА ограничений нет: ты можешь играть за первую, вторую команду, в чемпионате страны, еврокубках. И зарабатывать лучше в ЦСКА.
Но если цель – попасть в НБА, конечно, это лучше делать из университета. Конечно, если ты суперигрок, то попасть в НБА получится и через ЦСКА. Но если ты просто хороший игрок – гораздо больше шансов на это через колледж.