Теннис, 28 окт 2015, 11:49

Марат Сафин: «Политика не дает наслаждаться жизнью так, как хотелось бы»

Король болельщицких сердец на ветеранском турнире в Корее рассказал The Tennis Podcast о разбитых ракетках, Роджере Федерере и номинации в Зал славы
Читать в полной версии
(Фото: ТАСС/Станислав Красильников)

— Как складывается ваша политическая карьера?

— Последние пять лет я работаю в российском парламенте. Это совершенно другая жизнь и большой опыт. Открывает глаза на вещи, о которых раньше ничего не знал. В такой большой стране, как Россия, быть политиком непросто, потому что все постоянно наблюдают за тем, как ты работаешь, над чем работаешь, к чему стремишься. Так что нужно все время следить за собой, своими словами, своим поведением и, как и в теннисе, быть профессионалом. Это бывает нелегко, потому что приходится быть более зрелым, чем ты есть. Ответственность, которая на мне лежит, не позволяет наслаждаться жизнью так, как мне хотелось бы. Но это ценный опыт.

— Что нового вы узнали о себе самом благодаря карьере в политике?

— На самом деле, в политике нужно многое из того, чему учит спорт: воля к победе, целеустремленность, терпение, умение думать. В теннисе же нужно постоянно думать — это как шахматы в движении. В политике у тебя больше времени на размышления, но все равно это непросто: первые два года ушли у меня на то, чтобы адаптироваться к новому рабочему процессу.

— Горан Иванишевич о вас очень высокого мнения. Он сказал, что вы били ракетки как настоящий мужчина. Правда ли, что в одном из сезонов вы разбили больше 40 ракеток, и помогало ли это вам по ходу матчей?

— Спасибо Горану, я учился у него. (Смеется.) Я вообще всему плохому почему-то научился у него. Уж не знаю. Однажды я разбил около 80 ракеток за сезон — вот это мой рекорд. Хоть гордиться и нечем. Но это действительно мне помогало, потому что в стрессовых ситуациях бывает трудно держать себя в руках и нужна разрядка. Это был мой способ избавиться от негатива и заиграть с чистого листа. Единственный, который у меня работал. По-другому успокаиваться я не умел.

— Как сейчас оцениваете свою карьеру?

— У меня была отличная карьера, учитывая то, откуда я вышел, как трудно было найти спонсора, тренировочную базу. Я ездил к Боллетьери, но он меня не взял, потом я поехал в Испанию… Все делалось с нуля, денег не было. Еще все усугублялось тем, что было непонятно, чтó делать, если с теннисом не получится. В каком-то смысле мне повезло. Но и невезения тоже хватало. У меня были травмы, и закончить пришлось из-за колена, потому что я уже не мог бегать как следует и соревноваться с молодыми: Джоковичем, Марреем, Надалем, — против них всех нужно бегать. Это был трудный момент: осознать, что бороться за место в десятке-пятерке я больше не в состоянии. А быть 30–40-м мне не хотелось — при всем уважении к тем, кто сейчас в районе 30–40-го мест. Будь я здоров, я бы играл дальше.

— Вы лучше играли на US Open-2000, когда обыграли Сампраса, или на Australian Open-2005, когда обыграли Федерера?

— Это были совершенно разные матчи против очень разных соперников. То, как я сыграл в 2000, — я тогда сам не знал, что могу так играть. Это был невероятный опыт, потому что я такого от себя не ожидал. Дальше у меня была пара финалов в Австралии, полуфиналы на «Ролан Гаррос», Уимблдоне. А чем дольше у тебя не получается выиграть второй «Шлем», тем больше ты из-за этого параноишь. Потому что все кругом говорят: вот, он тогда победил — а дальше-то что? Так что я переживал: знал, что у меня были шансы, а я ими не воспользовался. А время-то идет. И я слишком давил на себя в некоторые моменты. Но мне повезло выиграть еще один «Шлем», и тогда меня отпустило. Самому стало легче.

— Жалеете, что не выиграли больше?

— Нет смысла жалеть о прошлом. Были хорошие моменты, были плохие. Конечно, можно было добиться большего. Но я мог вообще не заиграть, если бы не нашлись деньги. Так что это с какой стороны посмотреть.

Конечно, я не отказался бы выиграть 10, 15 «Шлемов». Но даже шансов столько не было. Тогда было гораздо больше высококлассных игроков. В топ-20 были Горан, Крайчек, Агасси, Сампрас, Норман, Кафельников, Куэртен. Сравнивать с нынешним туром даже смешно — тогда топ-игроков было гораздо больше.

Марат Сафин (слева) и Евгений Кафельников. Фото ТАСС/Алексей Филиппов 

— Сильных игроков было больше или общий уровень тенниса был выше? Как бы нынешний Новак Джокович смотрелся тогда?

— Джокович отличный игрок — я не умаляю ни его достоинств, ни чьих-либо еще. Просто сейчас весь теннис разыгрывается между четырьмя-пятью игроками. В мое время их было 20–30, и это не преувеличение. Ну вот смотрите. С 1998-го, когда я начал играть, до 2008-го, когда закончил, почти никто не выиграл много «Шлемов». Разве что Федерер — да и то он начал позже. Потому что объективно это было сделать тяжелее — слишком много игроков, которые реально претендовали на победы. А сейчас я половину даже не знаю. Молодые? Ну… Реальная сила — только топ-5. Остальные? Вы уж меня простите, но им до топ-5 — как до Луны.

— Давайте поговорим о Федерере. Вы начали раньше и взлетели раньше него. В ATP рассказывали, что, когда они делали кампанию New Balls Please, вы возражали против включения туда Федерера, потому что он на тот момент ничего еще не выиграл. 15 лет спустя у него 17 «Шлемов» — что вы думаете о нем сейчас?

— Считаю его самым талантливым игроком всех времен. С огромным запасом. Он очень цельный игрок, и у него самый богатый игровой арсенал. К сожалению, мы все по сравнению с ним так себе.

— С Джоковичем вы играли в самом начале его карьеры на Australian Open-2005. Вы его уничтожили (6:0, 6:2, 6:1). Что вы тогда подумали о нем и могли ли предположить, что он станет настолько хорош?

— Было видно, что он хороший игрок и станет еще лучше. Но я не думал, что он выиграет десять «Шлемов». Но опять-таки — выиграть «Шлем» сейчас и в мое время — не одно и то же. Сейчас полегче. Но все равно было видно, что из него выйдет толк: все удары уже были при нем, он был сконцентрирован, собран, тренировался как следует. Можно было сказать, что пройдет несколько лет — и он будет в десятке. В остальном, я думаю, он удивил всех.

— Вас номинировали в Зал теннисной славы. Какие у вас чувства по этому поводу?

— Конечно, это большая честь. Но еще ничего не решено, так что я пока особо об этом не думаю. Для любого игрока войти в Зал славы — огромное достижение. Я не ожидал даже номинации. Когда мне позвонили, я очень удивился: «Ого!… Спасибо».

Главное