Малышко: «Лучше участвовать в квесте, чем сидеть в ресторане»

Читать в полной версии

— После Олимпиады вы почти не давали больших интервью — принципиальное решение?

— Жесткой позиции не разговаривать у меня не было, до сезона общался, если была возможность. Потом ситуация изменилась. Когда у тебя все хорошо — хочется этим делиться со всеми. Когда идет череда провальных стартов — лучше закрыться, не распыляться.

Для себя решил: пока не исправлю все ошибки, нужно сначала разобраться в себе, а потом уже говорить об этом публично. Нет смысла говорить о чем-то, если не разобрался в себе.

— Самое крутое из послеолимпийских мероприятий, на которое вас пригласили.

— Прощальная встреча с Михаилом Прохоровым в мае 2014-го. Наверное, одна из наших самых больших встреч — собрались олимпийцы, все, кто участвовал в подготовке к Сочи. Получился классный праздник, очень душевно отдохнули. Еще запомнилось, как открывал матчи хоккейного СКА, футбольного «Зенита».

Поездок было много — та весна пролетела почти в рабочем ритме, совсем не осталось времени на себя. Но в плане подготовки ничего упущено не было — я начал тренироваться всего на две недели позже обычного.

— Сезон после Олимпиады многие специально превращают в проходной. Каким видели его вы?

— Заранее решил, что не хочу допускать спадов, не хочу делать никаких пауз. Даже не думал, что что-то может пойти не так. Хотелось убрать из головы мысли об Олимпиаде. Никаких поблажек себе не давал, но получилось так, что сезон стал худшим в карьере.

— С вашей стороны были ошибки?

— Может, и были. Я их не заметил. Если честно, я до сих пор не могу понять, что произошло. Можно ли было еще больше отдать себя спорту? Не знаю. Вроде бы делал все по максимуму, подготовка ничем не отличалась от других сезонов — разве что сменой тренеров.

— Когда возникли подозрения, что что-то идет не так?

— Летом я смотрел по ситуации на чемпионате России — не получилось выступить удачно из-за стрельбы. В эстафете пробежал неплохо, показал одно из лучших времен. Тогда беспокойства не было — я знаю, что из года в год летом у меня не складывается. Ждал зимы.

Начало, как всегда, далось тяжело. Затем постепенно почувствовал скорость, но в январе в Рупольдинге на день поднялась температура — с этого момента все пошло на спад, вернуть форму не получилось. С того момента начал играть роль догоняющего, постоянно в чем-то уступал, чувствовал себя очень тяжело.

— Но дело ведь не в одном дне температуры.

— Нет, конечно. Летом проделали огромную работу — лично я в нее верил. Оказалось, что были допущены ошибки. Зимой это можно анализировать, но ничего уже не исправишь.

***

— Год назад команду принял Александр Касперович — тогда казалось, что его кандидатура устроила всех. Как вы поняли, что с ним будет непросто?

— Первый сбор прошел без собраний, диалогов — не было как такового знакомства, хотя я его знаю с юниорских команд. На втором сборе подошел к нему, но диалога не получилось. Сидели около получаса — был такой жесткий, напряженный разговор. Я хотел, чтобы он понял, как я вижу спорт, подготовку, что именно мне нужно.

Может быть, выступал не только от себя, но и от команды. Многие спортсмены похожи, требования у всех практически одинаковые. Александр Владимирович дал понять, что он здесь главный. Как он сказал, так и будет.

— Как отреагировали?

— Не буду говорить за команду, но меня это начало сильно подкашивать. Я работал с Польховским, с Лопуховым — в любом тренере вижу помощника. Здесь по привычке пришел за помощью — и первый раз не получил поддержки. Со второго сбора стало все больше проявляться недопонимание, больше негатива. Серьезных ссор не было, только по мелочам — но мелочи складывались в комок.

Видимо, принципиальная жесткость в позиции — это метод работы Касперовича. Все знают, что он сильный тренер для юниоров — там возраст расхлябанный, где-то нужна жесткость. Но когда ты работаешь с мужиками и идешь на принцип просто ради принципа — это не приведет к хорошему. Мы все самостоятельные, каждый и так знает, для чего он в команде.

— До или по ходу сезона вы пробовали решить проблему через руководство?

— Мы никого ни о чем не просили. Я знал результативность тренеров и, несмотря на сложности, все равно внутренне им доверял. В середине лета менять тренерский штаб — некрасиво, да и нет смысла. Такую тему ни разу не поднимали. Просто постоянно отвлекались на то, чтобы убрать негатив, притереться.

***

— В конце сезона вы и еще несколько спортсменов резонансно выступили против Касперовича. Не жалеете, что все случилось именно так?

— Нет, сейчас я поступил бы так же. Я не просил снимать тренера. Дал интервью, сказал, что хочу уйти на самоподготовку. Говорил только за себя, хотя в итоге вся команда выступила в том же ключе.

Я, если честно, не ожидал, что меня многие поддержат: у Гараничева был хороший сезон, у Цветкова тоже многое получалось.

— В тот момент у вас уже был план действий?

— Нет, тогда вообще не знал, что будет дальше. Каких-то вариантов не искал, ни с кем не советовался. Знал, что в худшем случае останусь с личным тренером.

Конечно, отчасти сыграли эмоции. Был большой регресс, требовалось что-то менять. Я понимал, что заново повторить ту же подготовку с теми же тренерами не смогу. Можно просто не выдержать, грызть себя все лето: опять тренируюсь по той же схеме, которая не дала результат.

— Перед тем как дать интервью, ставили Касперовича в известность?

— Мы заранее договорились не устраивать внутренних разборок. Хотелось пройти сезон, не распыляться, не думать о конфликтах.

Закончился последний старт, и мы с ребятами решили: пригласим Александра Владимировича и обсудим все проблемы. Разговаривали и с Кравцовым, и с Касперовичем. Где-то писали, что были письма. Никаких писем не было. Все, кто нам нужен, находились рядом.

— Каким вышел тот разговор с Касперовичем?

— Собрались, высказали пожелания, указали на ошибки, конфликты. Многих они расшатали. Тренер сказал, что услышал нас, что все исправит. Сидели в нашем доме — шел нормальный диалог, не в скандальной форме.

Хочется, чтобы после таких сезонов делались выводы. Нам еще с Александром Владимировичем работать и работать. Это было одно из немногих нормальных собраний.

— У вас были предпочтения, с кем лучше тренироваться?

— Нет. У меня было не так много тренеров: Лопухов, Гербулов, Польховский. Я не мог знать, что мне нужно. Я чувствовал, что мне не нужно.

Мне подойдет тренер, который умеет варьировать варианты подготовки для каждого спортсмена в отдельности. Так получилось у Шипулина. После Олимпиады он предложил мне уйти на самоподготовку — разговор был на обследовании, занял одну минуту. Антон спросил: хочешь уйти? Я сказал: а куда? Нет ни тренера, ни массажиста, никого. О существовании Крючкова я тогда не знал, да и Антон, наверное, тоже.

— Весной в эту группу искали третьего человека. Был шанс, что вы пойдете?

— Если бы меня хотели видеть, я бы одним из первых об этом узнал. Мы с Антоном эту тему не обсуждали. Я понимал, что третьим, скорее всего, будет Черезов. Если бы позвали меня — вряд ли согласился бы.

До этого я всю жизнь работал в команде. С Лопуховым у меня каждый год был прогресс, поводов уходить не было. Если бы не прошлый сезон, то и сейчас не возникало бы сомнений. Другой вопрос, кто тренер, кто спортсмены, сколько человек.

— Касперович теперь главный тренер сборной — какие у него отношения с парнями?

— Мы встречались в Раубичах — совершенно нормально общались. Никаких негативных моментов нет, каждый занят своим делом. Глупо зацикливаться на том, что было когда-то. У Александра Владимировича сейчас непростая ситуация в семье, и мы все его поддерживаем.

— Вынесли хоть что-то положительное из прошлого сезона?

— Нельзя говорить, что сезон прошел зря, но он прошел очень тяжело. Гонки не клеились, больше всего раздражала стрельба. Если спортсмен хорошо работает, то даже при плохой форме она удается хотя бы два старта из пяти — у меня все развалилось. Какого-то глобального позитива не выделю.

Была почти идеальная стрельба в эстафете на чемпионате мира, но там особые обстоятельства. Как всегда, все зависело от Гараничева. Мы с Антоном разминались и обсуждали, что главное — этап Жени. Если он справится, то мы уже аккуратно сработаем.

У Жени сразу ничего не получилось, и Антон мне сказал: надо идти ва-банк, с минутой отставания терять нечего. Мне это помогло отстрелять быстро и чисто. Стрельба была идеальной, но организм не обманешь — последний круг просто не дотерпел.

***

— У вас новая группа и новые тренеры — какие изменения вы отметили сразу же, в первые дни предсезонки?

— Порадовало, что первый сбор был разбит на две части. Два коротких отрезка по 12 дней с заездом домой. Это легкий график — совокупно длинный сбор прошел очень легко психологически.

По тренерам сомнений не возникало и не возникает. Брагин тренировал сильных спортсменов, Попова я знаю давно, как-то весной вместе катались на горных лыжах. Это такой играющий тренер, олимпийский чемпион. То же самое и с Гроссом.

— Одна из ваших претензий по прошлому году — теснота в группе. Тогда было тринадцать человек, сейчас девять — разница принципиальна?

— Принципиальна, к тому же сейчас есть тренер по стрельбе — Богданов. С Брагиным и Поповым уже трое, Рикко был в Обертиллиахе. Четыре тренера на девять человек — это нормально. Все в поле зрения. Когда тринадцать человек на три тренера — получается суматоха, пользы сильно меньше.

— Известно, что Гросс при первой возможности лично пообщался с каждым в команде. О чем говорили?

— У меня с ним было несколько бесед. Он пытался узнать, как я вижу предстоящий сезон, что нравится, подходит ли план. Там есть кардинально новые тренировки. Когда после нескольких лет похожей работы занимаешься чем-то непривычным — можно все разрушить. Я сказал, что волнуюсь из-за стрельбы, она начала пропадать.

Обсуждали мой ранний приход формы, от которой к чемпионату мира ничего не остается. Рикко анализировал все планы с лета. Он считает, что с такими отборами, как у нас, спортсмены вынуждены в декабре-январе выходить на пик. Стратегия будет меняться.

— В чем новизна занятий у Гросса?

— Сильно изменились комплексные тренировки. Сейчас не каждый катается сам по себе со своей работой, лишь бы докататься два или три часа. Теперь занятие проходит в режиме микросоревнований: масс-старты, спринты, пасьюты. Но на маленьких скоростях. По трассе мы едем спокойно, а на рубеже начинается соревнование. В мыслях есть, что это масс-старт — сразу появляется куча ошибок.

Первый сбор работали по такой схеме — у меня ничего не получалось, не мог приспособиться. Это интересно, но и переживания есть: смогу ли перестроиться? Сейчас привык, справляюсь со стрельбой без проблем.

Что еще удивило — в силовых тренировках Рикко требует идеальной техники выполнения. Если ты делаешь неправильные приседы за штангой, а он увидел — точно начнешь заново. Или статодинамические упражнения, которые требуют долгого нахождения в одной позе — Гросс постоянно делает замечания. Когда выполняешь все правильно, нагрузки сильно увеличиваются.

— В тренировках вам теперь нужен переводчик — это же неудобно.

— Да нет, не напрягает, не мешает. Конечно, иногда хочется объяснить, как ты видишь какое-то упражнение. Не всегда это получается, не всегда возможен диалог. В основном общение на стадионе идет в присутствии Брагина и Попова. На трассе проблем нет — Рикко все показывает, это понятно на уровне интуиции.

Язык хочется подтянуть не первый год, нужно взять себя в руки. Но, думаю, Рикко быстрее русский выучит, он знает много слов еще со школы.

— Вы говорили, что некоторые тренировки команда не может доделать — что это за тренировки?

— Меня немного неправильно поняли. Есть план на сбор, он рассылается спортсменам. Мы выходим на тренировку, придерживаемся его, но иногда тренеры видят: нагрузка велика. Как, например, было в Рупольдинге при горной подготовке. Тех же ускорений слишком много — и часть тренировки урезается, мы даже по времени можем не уложиться. Коррекции есть, это нормально.

— Самая тяжелая тренировка этого межсезонья.

— Контрольная в Обертиллиахе, когда бежали масс-старт — немного укороченный, 12,5 км, но со штрафными кругами. Было жарко, плюс в горах и так всегда сложно. Гонка получилась очень напряженной, это редкость для лета — обычно у всех разная форма, разрывы большие.

Но на этот раз все было плотно, каждая новая ошибка откидывала далеко. Гараничев сделал один промах, я один, Лапшин два. Мы до финиша с Тимофеем рубились, он выиграл совсем немного. Больше походило на соревнования. Я был доволен, что все ребята близки, на хорошем уровне. После этого пришлось долго восстанавливаться.

— Что больше всего запомнилось из занятий без роллеров и винтовок?

— Мои «любимые» 3000 м. Каждый раз их выигрывает Слепов, а я каждый раз последний. Но не сдаюсь — за лето улучшил свой результат больше чем на минуту. Каждый месяц добавлял по 20–25 секунд. Я знаю, что не создан для бега по стадиону, но это хорошая возможность проверить состояние.

И еще футбол — сейчас мы много играем. Наверное, каждый третий день — как раз перед днем отдыха. Битвы серьезные, все тренеры тоже участвуют. Раньше играли регулярно, последние года три ушли к волейболу и флорболу. Теперь вот вернулись, а многие прибавили — у всех щитки, бутсы.

***

— Нет опасений, что в этом сезоне за счет присутствия иностранца команда попадет под лупу, как было у девушек с Пихлером?

— А чего опасаться? Критики? В прошлом сезоне в мой адрес ее было достаточно — больше, наверное, уже не станет.

Люди пишут, что я был плох на трассе — это правда. Стараюсь прислушиваться, делать заметки, выжимать положительное. Бывает неприятен только тон обсуждения, некоторые переходят грань. Сам понимаю: нужно все доказать результатом, тогда негатив исчезнет.

— Может ли давление повлиять на Гросса?

— Не знаю, но ему придется с этим столкнуться. Для европейского менталитета это непривычно. У них не принято за каждый неудачный старт кого-то казнить.

У нас каждое поражение воспринимается со злостью. Не всегда все будет идеально. Я посмотрел, как Рикко ведет себя на сборе — позитивный, лояльный человек. Не испорчен никакой агрессией, целиком настроен на работу.

— Какой он по темпераменту, по характеру?

— Из тренеров могу его сравнить с Гербуловым. Когда Лопухов был старшим, а Гербулов работал со стрельбой, то он нас с Антоном не раз спасал: здесь сбавьте, это делать не надо. Были моменты, когда он нас пытался разгрузить, уберечь от каких-то перегрузок. С Рикко похожая ситуация — многое построено на отдыхе.

Гросс спокойный, расслабленный, наслаждается тем, как протекает подготовка, кайфует от работы. У нас все привыкли быть в зоне стресса: только бы не проиграть, только бы все пошло как надо — иначе меня выгонят, меня казнят. Рикко спокоен — это и нам дает уверенность в себе.

— Когда он по-настоящему поддался эмоциям?

— Он держит себя в руках, даже когда играет в футбол. Другие у него яростно отнимают мяч — Рикко аккуратен, хладнокровен. Когда у него был день рождения — тренеры подарили ему книгу русских сказок. Тогда было видно, как ему приятно — действительно обрадовался.

***

— Расскажите про квесты, в которых участвуете в свободное время?

— Сейчас это модно. Тебя и друзей закрывают в комнате — проходишь тесты на интуицию, сообразительность. Есть разные темы: почта, тюрьма, еще что-то. Это интересно, это лучше, чем сидеть где-то в ресторане. Можно подвигаться, подумать.

По-моему, Антон с супругой ездили в Белоруссии в выходной на такой квест. Нам рассказали, им очень понравилось. Мы приехали в Петербург, почитали в интернете — отзывы были хорошие. Сходили и не пожалели. Когда я дома, то периодически выбираемся.

— Весной вы ездили в Леви — не самое очевидное место для отдыха. Чья идея?

— В этом году закатки как таковой не было. После Ханты-Мансийска был чемпионат России, потом разъехались по домам. Я подумал: сезон неудачный, нужно извлечь хоть какую-то пользу. Решили с сыном, с супругой, с ее и моими родителями съездить в Леви.

Посмотрели — много снега, 250 км лыжных трасс. Есть склоны — можно без проблем кататься на горных лыжах. Провели там десять дней, я закатался, набрал порядка 200 км.

— После рождения сына нет ощущения, что все ерунда, кроме этого?

— Никогда так не думал. Стараюсь различать сборы и дом. Я знаю, какое количество тренировок должен сделать дома и сколько времени могу посвятить сыну. Теперь я успеваю сделать меньше дел, но нужно отдавать себя и семье.

При новой подготовке тренировок дома стало больше. Иногда Катя с Филиппом ездят со мной: я тренируюсь, они гуляют. Потом едем по делам. Я теперь понимаю, это не шутки — есть супруга, ребенок. Нужна выдержка, хладнокровие. Спорт и семью надо правильно совмещать.

— Получается?

— Иногда есть сожаление: уезжаю на сбор — Филипп еще не умеет ползать. Приехал — он умеет и ползать, и сидеть. Сейчас понимаю Устюгова, который постоянно был на связи с семьей, все время расспрашивал жену про детей.

Когда приезжаю домой — очень рад. Но буквально через пару часов силы на нуле, хочется идти на тренировку. Я понимаю супругу и вообще женщин. У нас появилась няня — Кате тяжело справляться, она занимается английским, есть много других дел. Наши друзья помогли, можно сказать, отдали свою няню — большая доля нагрузки снялась, пару недель назад мы вздохнули с облегчением.

— Есть примеры матерей, тех же Зайцевой, Богалий, которым было тяжело на сборах без детей. Как вы решите проблему?

— Я проблемы не вижу, это больше женское дело, материнский инстинкт срабатывает. Моя задача — сделать все, чтобы семья ни в чем никогда не нуждалась.

Я знаю, что месяцы на сборах и на соревнованиях в любом случае оправданы. Когда сбор близко от Питера, можно видеться с семьей. Все остальное отнимает слишком много сил и времени, нет смысла. На Кубок мира Катя точно приезжать не будет.

— Вы называете Катю супругой, но новости о женитьбе не было.

— Мы расписались, но в прошлом году было мало времени. Планируем свадьбу в следующем году. Не буду называть дату и задумку, хотим сделать большой праздник, на который пригласим всех друзей.

Фото: официальный сайт СБР