Василий Уткин: «В крайнем случае пойду работать по кабакам»

Читать в полной версии

— На прошлой неделе ты сделал заявление, в котором сказал, что не хочешь работать с Тиной Канделаки. Поясни: почему?

— Не существует причин, чтобы не хотеть работать. Должна быть причина, чтобы хотеть работать, чтобы желать войти в какую-то структуру. В отсутствии их — это нежелание. На тот момент я не видел ни одной причины, чтобы мне хотелось пойти в эту структуру. Именно поэтому я не хотел туда идти и не хочу.

— Ты написал: «То, что происходит сейчас, в моем понимании — позор». В чем именно позор?

— Я сейчас поясню на одном примере, но хотел бы, чтобы это не понимали буквально в отношении Тины. Я посвятил некоторое время некоторому занятию — допустим, вышиванию крестом. И тут мне говорят: старик, все отлично, но теперь тобой будет руководить безрукий. Повторюсь: это гораздо более экстремальное сравнение, напрямую оно к нынешней ситуации не относится.

Фото агентства ТАСС

Тина в пятницу сходила на матч «Спартак» — ЦСКА. Как выяснилось, это первый матч на «Открытие Арене», который она посетила. Я, кстати, очень рад, что посетила, и очень рад, что ей понравилось.

— То есть ты хочешь сказать, что спортивное телевидение может делать только тот, кто в теме?

— А разве ответ на этот вопрос неочевиден?

— Известно, что Константин Эрнст совершенно не в теме спорта. Допустим, спортивный канал поручили делать ему. И что, он бы не справился?

— Я знаю другой пример. Есть человек, который является непререкаемым авторитетом в области телевидения. Леонид Геннадьевич Парфенов, которого я безмерного уважаю и у которого в прошлом году был у него дома — для меня это было большой честью. Ты можешь вспомнить провал Леонида Парфенова как телевизионного человека? Фильм об афинской Олимпиаде — его никто не помнит, его никто не видел. Он всю Олимпиаду провел в Афинах, с ним была очень серьезная компания: в ней участвовал Андрей Лошак, Андрей Колесников из «Коммерсанта». Им было предоставлено все, они снимали несколько недель — но кто помнит этот фильм? Никто. При этом не думаю, что эта история как-то порочит тех, кто принимал в ней участие. Но, к сожалению, на очень многих примерах жизнь меня научила, что в спорте есть какая-то странная особенность, которую если не знать, то ничего не получится. Может, такая особенность есть и в других областях, но я знаю ту, которую знаю, поэтому этим делюсь.

— Тебе не кажется, что когда ты это произносишь, то походишь на бывшее руководство газеты «Спорт-Экспресс»? У них тоже пришло неспортивное руководство — и все, уникальному творческому коллективу пришел конец.

— Нет. Я ведь не против. Я сказал, что ухожу. И не воюю за свое место и работу — и в этом наше принципиальное отличие.

— Тина Канделаки встречалась с руководителями самых разных подразделений «НТВ-Плюс». Почему тебя не было на этой встрече?

— Я не мог — улетал в командировку в Краснодар.

— Ты и правда звонил ей и назначал встречу в ее же ресторане?

— Не совсем так. Утром я проснулся и увидел новость о назначении Тины Канделаки. В тот день я ездил в Дубну в лагерь «Русского репортера» — выступить перед молодыми журналистами. Я счел необходимым позвонить ей и предложить увидеться — мне же как минимум нужно передавать дела. Я позвонил, сейчас, правда, уже не знаю, разговаривал я с ней или с пранкером Вованом. Мы договорились о встрече на следующее утро — что-то давно я не назначал встреч на 10 утра, но тут мне назначили. Через несколько часов Тина в интервью сказала про создание редакции с нуля. Я, безусловно, вспылил, абсолютно об этом не жалею — я абсолютно при тех же мыслях и сейчас. Я написал то, что написал. И уже минут через 20 после этого мне позвонила помощница Тины и отменила встречу.

А про ресторан — дело в том, что в последний раз я видел Тину в ее ресторане. Поэтому спросил: «Хочешь я в ресторан к тебе подъеду сегодня вечером?» Какая разница где встречаться? Я же не набивался к ней в гости. Если бы у меня был ресторан, встретились бы в моем ресторане — что это меняет?

— Я правильно понимаю: нежелание работать с Тиной — это личная история?

— Нет, сугубо профессиональная. В моем понимании профессиональная.

— Причиной вашего конфликта могут быть разные политические взгляды?

— Я не знаю политических взглядов Тины.

— Ну ладно тебе: все знают, что в последние годы она работает на Кремль.

— Это очень может быть, но я этого не знаю, поэтому причиной моего отношения к Тине это быть не может.

— У тебя было четверостишье про фотографа, которого Тина таскает за собой на утренние тренировки. Тебя раздражает, что ее кто-то фотографирует? Ты не можешь ей этого простить?

— Я не хочу ей этого прощать — она ни в чем не виновата. Я последние 20 лет разговариваю о людях, которые занимаются спортом серьезно, не путают его с физкультурой и при этом их показывает весь мир. А когда ходят в зал с фотографом, мне это кажется очень, очень милым.

Я хотел написать несколько твитов от имени фотографа, который должен просыпаться и идти в зал, чтобы сфотографировать Тину, но посчитал, что это будет перебор.

* * *

— Ты руководил спортивной редакцией «НТВ-Плюс» пять лет. Три вещи, которые ты за это время сделал и можешь ими гордиться?

— Я горжусь подготовкой и освещением Олимпиады. Мне не посчастливилось работать там комментатором, но я принимал участие в подготовке… Даже не знаю, зачем мне выделять три эпизода… Появились прекрасные передачи.

— Это какие?

— GOALактика, например.

— Еще?

— Что значит «еще»? Извини, я не готовился к публичному отчету о проделанной работе — все было в эфире.

— То есть пять лет — и одна программа?

— Почему одна программа? Что касается программ, мы все находимся в стадии довольно жесткой экономии — ты как главный редактор это тоже прекрасно знаешь. В нашем случае экономия касалась в первую очередь производства передач. До известной степени наше телевизионное производство является сопровождением трансляций. И здесь, я думаю, все было неплохо.

— Три вещи, которые ты хотел сделать, но не удалось?

— У меня нет спартакиады вещей, которые я успел или не успел сделать. Я просто делаю или не делаю. Иногда я об этом жалею.

— О каких вещах ты жалеешь? Я про профессиональные.

— По части профессиональной таких вещей у меня, в общем-то, нет. Немножечко досадно, что за это время я не удосужился сделать какую-то собственную передачу. Но это не что-то фатальное — может, я ее еще и сделаю — во всяком случае, у меня нет мысли о какой-то загубленной идее.

— А «Голеностоп-шоу»?

— Это был своеобразный проект, там сошлось много факторов, которые впоследствии не могли быть повторены. В частности, «Лига-ТВ» не готова была платить за него те деньги, которых он физически стоил. Так случилось.

— Ты был им доволен?

— К концу проекта — да. Но запускали мы его, как обычно все запускаем на «НТВ-Плюс», с листа. Некоторыми вещами я очень горжусь. Меня, например, постоянно спрашивают про эту программу, в том числе и на улицах. Я не считаю, что это универсальный показатель, но все же.

— Перед запуском «Голеностоп-шоу» ты писал: делаю новую программу, надо же научить всех делать инфотейнтмент. И как, научил?

— Это была провокация — простая человеческая и профессиональная провокация. Я анонсировал программу.

— Но ты как сам считаешь: ты умеешь делать инфотейнмент?

— Я могу делать довольно разные задачи на телевидение. Инфотейнмент — это постановка задачи, не более того. Можно делать передачу, где ведущий будет сидеть в плавках, а можно — где будет сидеть в костюмах; это не разные телевизионные вещи — это разный антураж. Если честно, я даже не могу объяснить, что такое инфотейнмент. Но я и не брал на себя функции Википедии в этом вопросе.

— Как можно начинать делать то, что ты не можешь объяснить? Разве это не путь в неудачу?

— Я все время делаю то, что не могу объяснить. И вещи, которые меня интересуют, очень часто сделаны людьми, которые не могут объяснить, что они делают. Например, я уже в зрелом возрасте прочитал книгу, которую многие считают детской — про Гарри Поттера. Я не понимаю, как это сделано. И думаю, Джоан Роулинг не сможет объяснить — как. Это удивительная книга. Которую я читал, кстати, в том числе и на украинском языке.

— Языке, которого не существует?

— Я находился на Украине и очень быстро прочитал то, что взял с собой. Сначала купил один том Гарри Поттера на украинском языке. Это оказалось настолько восхитительно, что я купил другой. Мне очень нравится украинский язык. Я не хочу спорить насчет его статуса — сейчас это очень болезненный вопрос, за это даже убивают, я слышал. Я всегда говорил: есть два языка, созданных для музыки — итальянский и украинский. По-моему, петь на этих языках просто прекрасно.

В книге я понимал все абсолютно. Если мы будем говорить с украинским журналистом и это не будет какая-то узкоспециальная беседа, мне не нужен будет какой-нибудь перевод. Когда я работал на Украине во время Евро-2012, у меня был большой опыт таких бесед.

— Возвращаясь к пяти годам на «НТВ-Плюс». Я правильно понимаю: у тебя как у руководителя нет ощущения полного провала?

— Нет.

— Тогда давай я расскажу, как это выглядит со стороны подписчика — важно, легального подписчика — «НТВ-Плюс». Все, что появилось на канале за пять лет, — это еще несколько классных молодых комментаторов. Больше — ничего. «НТВ-Плюс» как был ретранслятором, где крутейшие комментаторы озвучивают самый разный футбол, так и остался. Телевидением «НТВ-Плюс» так и не стал.

— Но ты же оставался легальным подписчиком все это время — значит, это похоже на телевидение.

— У меня не было альтернативы. Я хочу смотреть футбол на русском языке, а он был только у вас.

— Альтернатива была — ВГТРК.

— У них из этих пяти лет какое-то время даже прав на хайлайты не было.

— Ну и что? А в другое время были, но все равно предпочитали смотреть нас.

Как минимум последние три с половиной года мы живем в режиме, когда нам все время пытаются урезать финансирование и иногда урезают, когда у нас все время меняется руководство — это довольно затрудняет производство. И ставить перед собой максимальную задачу не получается.

* * *

— На днях ты публично просил прощения у одного из комментаторов «НТВ-Плюс» Стаса Минина.

— Да, я зарвался. Я высказал формулировку, которая уместна внутри редакции между друзьями, но неуместна в паблике. Я виноват перед Стасом и я перед ним извиняюсь. Мы с тобой об этом как-то общались — это похоже на историю с Маратом Измайловым. Мало ли что я про кого думаю — я не должен говорить об этом вслух. Но это другая история: к Стасу я отношусь очень уважительно, я его как друга люблю. Я совершил глупость, иногда случается.

— До меня ты встречался с главным редактором «МатчТВ» Василием Коновым.

— Да, мне понравилась эта беседа, мне понравилось, что мы говорим на одном языке. Вопрос совместной работы — на практическом уровне — мы не обсуждали. Думаю, что человеку, который возглавляет структуру в качестве главного редактора, полезно встречаться с предыдущим главным редактором.

— Три года назад в твиттере ты назвал Васю Конова «*идором». Почему?

— Зацепились языками. Я вообще не помню этого эпизода. Об этом мы сегодня не вспоминали — я вспомнил ровно, когда ты сказал.

— То есть ты не извинялся перед ним за то, что назвал его «*идором»?

— Я за эти три года назвал «*идором» такое количество людей, а какое количество назвало меня… Я не веду учета.

— Но с 99 процентами из них ты потом не общаешься.

— Еще как общаюсь. У нас в 16-й комнате запретных слов нет. Просто все, что происходит в 16-й комнате, остается в 16-й комнате.

— Как часто тебе приходится жалеть о том, что ты послал кого-то в *опу?

— Регулярно — я человек вспыльчивый… Слушай, о чем ты хочешь со мной поговорить? Я думал: что-то интересное, а ты прям как Евроспорт.ру. Я удручен, что тебе интересны именно такие вопросы, а не другие. Я, вообще, думал, что я интересный собеседник, а ты мне задаешь вопросы про *опу.

— Ты интересен в том числе потому, что слова «*опа» всплывает в твоем творчестве регулярно.

— *опа всплывала даже в романе Александра Фадеева «Молодая гвардия».

— Тогда еще пара вопросов из этой серии — а потом о другом. На прошлой неделе тебя обо**ал Олег Пирожков, ты сказал, что тебя это не задело и объяснил: «Как можно обижаться на человека, которому когда-то помогал платить за лечение в психиатрической клинике».

— Я не буду развивать эту мысль, я жалею об этих словах. История всплыла — и всплыла. Просто мне осточертело поведение этого человека.

— Сколько-то лет назад ты ни с того ни с сего плеснул в Олега Пирожкова водкой — эта подробность стала заголовком его огненного интервью в 2013 году.

— Эта история начиналась с того, что примерно в четыре часа утра несколько сильно пьяных людей пришли в «Хинкальную», чтобы еще чего-то там досидеть. Иногда в таких историях случается и поножовщина — я не имею в виду прошлое канала «НТВ-Плюс». У Хармса есть замечательный рассказ, который начинается предложением: «Каким-то светлым днем на крыше высотного дома сидели два чертежника и ели гречневую кашу». Ты понимаешь, что в такой истории может произойти все что угодно. Точно так же в истории, когда четверо основательно подвыпивших человек в свободное время приходят в ресторан — может произойти все, что угодно.

Я эту историю, кстати, вообще не помню.

— Олег говорит, что никто из вас не был пьян в хлам.

— Ай… Может, кто-то и не был. Во всяком случае, я разговаривал с другими фигурантами этой истории и этот эпизод никто не вспомнил. Это не значит, что его не было — может быть, и был. И из этой «Хинкальной» мы тоже вышли вчетвером. Мне нечего добавить к этой истории. На что мы тратим остатки нашей молодости, Юр?

Да, и просто к сведению: после скандального увольнения Олега с «НТВ-Плюс» я лично звонил главному редактору «Спорт FM», куда он потом пошел работать, и рекомендовал Пирожкова: «Он очень работоспособный, он будет приносить пользу».

— Финальное по теме. Тогда мы еще работали вместе на Sports.ru, и я посчитал, что должен поставить тебя в известность заранее, что такое интервью выйдет — и поставил. В день, когда интервью вышло, мы созвонились с тобой, тепло пообщались, обсудили ближайшие тексты и закончили разговор фразой «Обнимаю». Спустя пять дней ты прислал мне СМС с примерно таким содержанием: ни тебя, ни твой сайт я знать не хочу. Что случилось за эти пять дней? Ты думал, думал и решил обидеться?

— Это был частный разговор. Детали частного разговора обсуждать публично я не хочу.

* * *

— Стало ли для тебя новостью то, что наговорил про тебя Георгий Черданцев?

— Этот пранк я не слушал — я его читал в новостях. Откровением для меня это не было.

Фото агентства ТАСС

— Как вам работается вместе при таких отношениях?

— Мне все равно, кто меня любит, а кто — нет. У нас спорт на телевидении делают в очень ограниченном количестве мест — теперь и вовсе в одном. Какая разница, кто кого любит, а кого — нет? Если человек умеет работать, он работает.

— Такие отношения вам мешали? Понятно, что я не про совместные поездки на пикники — я про совместные рабочие истории.

— Я с подобными проблемами сталкиваюсь на протяжении всей своей карьеры и как-то привык к ним. Могу сказать, что этот вопрос напоминает мне тот, что задал мне один высокопоставленный менеджер «Матч ТВ» — не тот, с которым я встречался сегодня до тебя. Вопрос: готов ли я прокомментировать вместе с Юрой матч в один из первых дней работы нового канала? Это все равно что спрашивать: готов ли ты жениться вот на этой девушке? Если я готов — я женюсь, я не спрошу. Так и здесь: есть много людей, с которыми я не могу прокомментировать матч. В силу разных причин — может, мы по-разному смотрим на жизнь, на футбол. Есть сравнительно небольшое количество людей, с которыми я могу прокомментировать матч.

— Это с кем?

— Я не составлял списка, но все знают, что я неоднократно работал с коллегой Розановым, с коллегой Журавлем, Дементьевым, Поленовым, Костей Геничем, Гутцайтом. А есть люди, с которыми я органически не могу работать. И это не потому, что я их презираю. А просто потому что не понимаю, как с ними работать.

А что касается профессионального сотрудничества: достаточно длительное время на канале, на котором я до известной степени руководил, Юра делал свою авторскую программу — делал в свое удовольствие и так, как считал нужным. Я никогда в это не лез.

— Считаешь ли т. п.авильным, что никогда в это не лез?

— Считаю правильным. Это была авторская программа, она имела успех.

— Как ты измерил этот успех?

— Я измеряю его, конечно, не Gallup’ом — он нас не считал. Я измеряю его по отзывам — я видел, что ее смотрят, обсуждают. Считаю ли я, что ее можно было сделать лучше? Конечно, можно. Но все что угодно можно сделать лучше.

— Мне всегда казалось, что для этого и существуют руководители — чтобы помогать талантливым сотрудникам делать свою работу еще лучше.

— Ты же тоже главный редактор. По твоему сайту не бросается в глаза, что все на нем — твоя профессиональная позиция.

— При этом чтобы журналистские материалы были лучше, я регулярно участвую в их подготовке.

— Вот и я тоже. Но это не подвергается учету. Это просто участие.

— Откуда ты знаешь, что пранкер Вован работает на «Апостол» — компанию Тины Канделаки?

— Просто знаю — и все. Разумеется, я не располагаю распечаткой трудовой книжки — я даже фамилию его не знаю. Но когда мне звонил пранкер, у меня высветился номер Тины Канделаки. Когда я звонил ей впервые, я не смог этого сделать — видимо, мне дали устаревший номер. К счастью, у меня есть универсальная записная книжка, называется «Эхо Москвы». Я позвонил девочкам-референткам, они дали мне актуальный номер, я переговорил с Тинатин Гивиевной и записал этот номер в память телефона. И когда мне звонил пранкер, у меня высвечивалось именно ее имя. Причем не один раз — он же мне с третьего раза дозвонился.

— Покажи мне, пожалуйста, эти звонки.

— Мы когда разговаривали? Во вторник. Надеюсь, у меня остались звонки за этот период… (листает список звонков на айфоне) К сожалению, последние звонки — только за четверг. Ну и ладно. Вообще я доволен, что мой разговор как бы с Тиной Канделаки оказался в общем доступе. Я ей сказал ровно то, что и хотел сказать. Правда, я презираю пранки, поэтому запись разговора я не слушал.

— Почему ты презираешь пранки?

— Потому что это краденая информация. Все равно что забраться домой и поставить видеокамеру подглядывать. И ты унижаешь свою профессию интервьюера, когда называешь Вована лучшим интервьюером России. Потому что интервьюера от пранкера отличает одна особенность: интервьюер лицом разговаривает, а пранкер — нет.

* * *

— Ты сказал, что уходишь на пенсию. Какую пенсию ты имеешь в виду: комментаторскую, начальственную, журналистскую?

— Время покажет. У меня в конце концов семья: мама, сестра. Конечно, я буду работать. У меня в жизни все регулярно меняется, сейчас — примерно два раза в день.

— Допускаешь ли ты, что не будешь работать комментатором в ближайшее время?

— Не допускаю.

— Где, если не на «Матч ТВ»?

— Да по кабакам буду работать. Я комментатор. Это мой талант, я не должен зарывать его в землю, это преступление перед Богом или перед природой — кто во что верит. Мы с талантом рождаемся, он нам не принадлежит.

— Черданцев сказал: «Уткин боится, что больше не главный». Ведь боишься?

— Нет. Понимаешь, какое-то время у меня не было должностей, потом были разные должности — какое-то время я даже считался совладельцем одного интернет-ресурса. Но я прекрасно отдаю себе отчет: в сущности, я работаю Василием Уткиным. Разумеется, иногда мне надо делить какие-то важные ответственности, отвечать за других людей, помогать другим людям. Но это не меняет того факта, что я работаю Василием Уткиным. И должности главного редактора на «НТВ-Плюс» долгое время не существовало — просто так назвали.

— Тебя какое-то время не было в эфире федерального НТВ. Это ведь из-за твита про Путина, которому ты пожелал дожить до самого суда, так?

— Не хочу это комментировать. Было и было. Было и прошло.

— Как так случилось, что прошло? Ты вернулся на НТВ.

— Люди встречаются и разговаривают друг с другом.

— Когда тебе в последний раз было страшно?

— Мне было страшно, когда я не мог без одышки дойти от входа в Останкино до лифта. Сейчас — уже не так: я совершенно свободно хожу и перемещаюсь. Если наш с тобой разговор затянется, до «Эха Москвы», где у меня в одиннадцать эфир, я отсюда (район метро Краснопресненская. — Sports.ru) дойду пешком.

Еще после нападения у меня была фобия, возникавшая совершенно неожиданно. Мне становилось дико страшно, когда я шел по улице и слышал шаги за спиной — не всегда, конечно, но было. Страшно было до такой степени, что я отходил в сторону и ждал, когда человек пройдет мимо меня — даже если это была женщина. А можешь себе представить: однажды я захожу к себе в подъезд и вижу человека с автоматом. В кожухе, чтобы не бросалось в глаза, но точно автомат. Какое-то количество секунд думаю, что же мне делать — может, прыгнуть на него? Потом оказалось, что какой-то обеспеченный человек из моего дома нанял себе охранника — этот охранник ждал, пока мой сосед спустится на лифте. Наверное, страшнее мне в жизни не бывало.

— В своем тексте про Тину Канделаки ты рассказал всем, что у тебя ипотека. Твоя ипотека на загородный дом — в долларах?

— В какой валюте, мне говорить не хотелось бы. Но ипотека есть, да.

— Сколько тебе осталось платить?

— Много. Но если продам квартиру, расплачусь моментально. А я ее продаю. Зачем? Чтобы расплатиться. Да и не нужна она мне такая. Я живу в довольно большой квартире, которую покупал, рассчитывая на семейное счастье. Семейного счастья не случилось, поэтому она мне не нужна — я живу, в сущности, в одной комнате. Вот и продаю — но ты поди и продай. Это из разряда классического анекдота. «Что ты сделаешь, если выиграешь миллион долларов?» «Раздам долги». «А остальные?» «А остальные подождут». Хотя, конечно, речь не о миллионе долларов.

— Если, допустим, завтра работы на «НТВ-Плюс» не станет, ты сможешь себя обеспечивать?

— Смогу. Мне позвонил мой близкий друг, спросил, есть ли у меня долги, и сказал: «Не ссы. Одолжу».

— Друг — бизнесмен?

— Нет. И ты его знаешь. И я не скажу, кто он.

— Тебе же предлагали вести кулинарное шоу?

— Предлагали. Когда предлагали и кто предлагал — неважно.

— Тебе это интересно?

— Кулинарное шоу — достаточно нормированный жанр, его можно вести наряду с чем-то, в качестве жизненного пути — конечно же, нет. Не хочу никого обидеть, есть много людей, которые умеют замечательно рассказывать о готовке — в том числе Ваня Ургант, которого я считаю своим добрым товарищем. Но вести кулинарное шоу — это примерно то же самое, что объявлять станции метро. Это достойная честная работа, есть люди, которые посвятили этому большое количество времени, но я не очень к этому склонен. Недавно в метро делали объявления станций метро голосами известных людей. В качестве того, чтобы разочек поучаствовать в этом наряду с тем, чем я обычно занимаюсь, я бы не отказался. Но в качестве важнейшего поприща — конечно же нет. Я бы и пяток уроков по «Преступлению и наказанию» в школе провел бы, но учителем работать я уже не собираюсь.

* * *

— Кто радовал тебя на «НТВ-Плюс» в последние годы?

— Тимур Журавель и Сережа Акулинин. Они выросли в очень хороших управленцев, при этом не перестав быть журналистами и не потеряв контакты с теми, кем они руководят. Очень доволен тем, что наши комментаторы де-факто являются лучшими в стране и их зовут работать на разные каналы. Очень доволен тем, что Кирилл Пупшев сделал программу GOALактика. Очень доволен тем, как Денис Косинов руководит информационной службой, считаю, что Денис сейчас один из монстров в области телевизионного производства.

— Я слышал, что программу GOALактика не удалось продать «Лиге-ТВ» и она делается за деньги ее создателей плюс за твои. Это правда?

— Никакие финансовые вопросы я не могу разглашать по прямому распоряжению генерального директора «НТВ-Плюс» Александра Всеволодовича Вронского. Я под этим расписался, я не могу об этом говорить. Но если тебя интересует, мне неоднократно случалось доплачивать что-то за производство. Наверное, потому что я плохой руководитель.

— Ты говоришь с иронией. То есть ты и правда считаешь, что делать программы, за которые надо доплачивать из собственного кармана, это качество хорошего телевизионного руководителя?

— Качество хорошего руководителя — находить деньги на производство программ. Лучше — если не свои. Но иногда приходится — свои. Адриано Челентано тоже снимал фильм на свои деньги, и он провалился. Какой — не помню, потому что я его не смотрел, только читал про него.

— Что для тебя программа «Большой вопрос», которую ты ведешь на СТС?

— Большая удача, потому что я всегда хотел поработать в развлекательном проекте. Еще это близкое знакомство с некоторым количеством людей, которые умеют хорошо делать свою работу. В первую очередь я говорю о Саше Якушеве — своем соведущем, который выполняет огромный объем работы. Еще — Илья Собинов, по сути, исполнительный продюсер программы, мы с ним стали добрыми друзьями за время выхода этой программы. Ну и общение с Русланом Сорокиным — это большое удовольствие. Мы, кстати, работаем над новым проектом.

— Объясни чайнику: шутливые ответы в «Большом вопросе» пишутся заранее или это импровизация? Гости знают заранее вопросы, которые ты будешь им задавать?

— Иногда мы показываем вопросы заранее, но уже когда человек приезжает на съемочную площадку. Бывали разные ситуации. Например, один из моих коллег сказал, что его страшно разочаровало участие Славы Хаита в программе: «Он же практически не шутил». Я потом сказал Славе, мы давние приятели: «И правда странно». Он: «Я шучу в театре. Я пишу сценарии и шучу. А тут мне было интересно подогадываться». Ему было интересно отвечать на вопросы!

А вот Нонночка Гришаева приехала на съемку после того, как у нее удалили зуб мудрости — надеюсь, она не обидится, что я рассказываю. Мы одновременно подъехали на площадку. Выходит Нонна, а у нее зеленое лицо. «Нонна, что с тобой?» «Зуб удалили. Больно». Прошло 40 минут, началась съемка, Нонна блистательно отыграла, улыбалась, хохотала, все, что нужно, сделала. Съемка закончилась — мы точно так же под руку уводили ее с площадки.

— Профессионализм.

— Это не только профессионализм. В этом есть своя физиология. Ты же знаком с таким понятием, как эндорфины? Я не раз сталкивался с тем, что на спектакль приезжает не очень здоровый или очень пожилой человек. Но пока идет спектакль, все это уходит на второй план. Многие думают, что это «собраться». Нет, собраться нужно всегда. Это совершенно медицинская особенность: вырабатывается специальный гормон, который заставляет тебя забыть о проблеме — ты не чувствуешь себя плохо, ты чувствуешь себя хорошо.

— Ты обещал постричься налысо, если сборная России не выйдет из группы на ЧМ-2014. Не вышли, прошло больше года, ты не постригся. Почему?

— Передумал.

— Ты обещал.

— Если кому-то важно, что я не постригся налысо, мнение этих людей меня ну вообще не интересует. Будем считать, что я провел очередной кастинг людей, мнение которых мне неинтересно.

— Ты говорил, что основная причина — съемки в «Большом вопросе», будто там были против.

— Да нет. Мама — основная причина. Хотя «Большой вопрос» тоже не хотел. Но если б дело было только в нем, я бы постригся. Ну или мне бы в голову пришла какая-нибудь другая блажь.

* * *

— В прошлом году не стало твоего отца. Как долго ты приходил в себя?

— К сожалению, папа угасал довольно долго, было понятно, что это случится — рак. Он попрощался с нами примерно за неделю до того, как это произошло, а потом он в большей степени находился без сознания.

Я не буду рассказывать об этом подробно, но я оказался в большой вине перед ним. Это не самый важный вопрос, но в таких ситуациях нет мелочей. В такие моменты нельзя ни на секунду ослаблять внимание к близкому человеку, а я в какой-то момент ослабил. И эту вину я буду чувствовать за собой всегда.

— Это что-то более серьезное, чем не позвонил в течение несколько дней?

— Это нечто сравнимое с этим, просто это были очень важные дни.

— Отец пытался вправлять тебе мозги?

— Да нет, у нас мама по этому делу. Отец очень любил меня. И все время ругал, потому что семь лет назад мы купили дачу, а отец у меня по образованию инженер — Бауманка. И его удручало, насколько я бесхозяйственный человек — ни за чем не слежу, не знаю, как функционируют раздвижные ворота, меня не волнует, что в стене трещина появилась.

— У тебя есть самая запоминающаяся фраза, которую ты от него слышал?

— Хех, таких много. Но любимая присказка, которую я слышал от своего отца, а он слышал — от своего: «Мы люди простые — за столом пукаем».

* * *

Фото агентства ТАСС

— В 2013 году ты говорил, что за последние пару лет трижды прибегал к помощи психоаналитиков по поводу депрессии.

— Это были консультации — не медицинская помощь как таковая.

— Многие думают, что большинство людей этой профессии — шарлатаны.

— В России и странах бывшего Союза много шарлатанов, да. Потому что эта профессия у нас долгое время не контролировалась так, как контролируется, например, в Америке. Но мне посчастливилось найти специалиста, к которому я могу обратиться с вопросом и он, скорее всего, даст на него ответ.

Кроме того, в таких ситуациях очень помогают друзья. В твоей жизни должен быть человек вроде того гениального человека из «Криминального чтива». Мистер Вульф приехал и сказал: так, стекла вымыть, покрывалами закрыть, вы сами — под душ и, поскольку дом выглядит обжитым, у вас наверняка найдется чашка кофе. Говорится, что мистер Вульф решает вопросы — на самом деле он просто возвращает тебя на землю. Напоминает, что небо голубое, а земля круглая. Человек, который чаще всего возвращает меня с небес на землю, это мой ровесник Дима Иванов — бывший генеральный директор «Динамо». Его советы мне неоднократно помогали, он невероятно здравомыслящий парень. Я всегда думаю: когда у него возникает такая ситуация, Боже мой, кому же он звонит?

— Ты говорил: «Я человек удачливый, но несчастливый».

— Счастье — категория глубоко личная, удача — может быть карьерной, денежной. Я действительно несчастлив, я одинок, у меня нет детей. В этом нет ничего хорошего, но что поделать — так складывается моя жизнь.

— Предпринимал ли ты какие-то действия, чтобы не быть одиноким?

— Да, для этого я худею.

— То есть когда ты похудеешь, личная жизнь может наладиться?

— Просто никакая девушка, которую я хочу полюбить, не должна жить с развалиной. Она должна жить с любящим, эффектным мужчиной. Я же тебе говорю: я от двери телецентра до лифта не мог нормально дойти. Какая тут любовь?

— Насколько ты дисциплинирован в этом похудании? Скажем, ты отказался от алкоголя?

— Проблема моего оставшегося похудения совершенно в другом. Она совершенно не связана с употреблением алкоголя или чего-то еще. И вообще, что об этом говорить? Кого интересует мой вес, кроме меня?

— Всех.

— Да никого. Это даже вас не интересует — вы везде ставите мои толстяческие фотки. Нет других? Могли бы прислать фотографа.

— О чем ты мечтаешь?

— Я прозаический человек. Я ни о чем не мечтаю.

— Хорошо: чего тебе хочется? Многие уверены: больше ничего.

— Самая большая проблема человеческого общества — проблема недопонимания. Люди смотрят друг на друга и мыслят глубоко своими категориями и не пытаются понять другого. Мне бы хотелось лет через восемь повести сына или дочку в школу. Вот об этом я мечтаю. А все остальное — карьера, успех… Безусловно, меня это интересует. Но у меня уже вполне достаточно таких сбывшихся мечт в жизни, чтобы в категорию мечты ставить нечто другое. Я автор и ведущий программы «Футбольный клуб». Я один из основателей сайта Sports.ru. Я один из основателей в широком смысле слова спортивных каналов «НТВ-Плюс». У меня есть люди, и они это признают, что они мои ученики — и они успешны. О чем еще мечтать в профессии? Что еще сделать?

— Я как будто прослушал речь пенсионера.

— А я же и сказал: я пошел на пенсию. Хотя, может, и не пойду. Я еще не решил.